Тверская деревня

Карелия Фёдора Глинки

Заметный след в литературе о Карелии, её природе и населяющих её людях оставил Фёдор Николаевич Глинка в своей поэме «Карелия»¹. Он назвал её «описательным стихотворением».

В.П. Зверев в своей книге «Фёдор Глинка – русский духовный писатель»² относит поэму к жанру религиозных творений. Настоящая статья, не претендуя на серьёзное литературоведческое исследование, предлагает мысли религиозного содержания, возникшие при прочтении поэмы «Карелия»
у рядового церковного православного человека.

Поясним, что именно привлекло внимание в поэме автора этой статьи.

Фёдор Глинка называет Карелию, северную страну леса, камня и воды, «глухой», «дикой», «безлюдной», «пустынной». Её главная героиня, мать царя Михаила Фёдоровича Романова, Марфа Иоанновна Романова претерпевает заточение в Выгозерском стане Олонецкой губернии, а именно в Толвуйском погосте. Её бревенчатый терем на фундаменте из камней стоит на берегу Онежского озера. Одиночество царицы-инокини изредка разделяют либо толвуйский монах, либо добрый местный крестьянин-карел Никанор, либо его семнадцатилетняя дочь Маша. Каждый из них рассказывает что-то интересное, любопытное, познавательное о «пустынной» и «глухой» Кареле, о её мифах, сказках и преданиях, исторических событиях, обычаях и нравах местных жителей: карел, лопян, белоглазой чуди. Особенно ярко в роли местного краеведа выступает карелка Маша. Толвуйский монах повествует инокине
о своих скитаниях по миру, духовных исканиях, размышлениях о жизни и её смысле не только в личной, своей, но и человечества в целом.

Добрый крестьянин Никанор исполняет поручения затворницы, роль при ней письмоносца-почтальона. Время действия – начало XVII века, период 1601 – 1605 годов, царствование Бориса Годунова. До церковных реформ патриарха Никона ещё далеко, целых полстолетия. Православная Русь живёт по «Домострою» попа Сильвестра, стремясь жить по заповедям Божиим, как
и положено православным христианам. В Карелии в это время уже множество монастырей, церквей и часовень. Среди них такие знаменитые монастыри, как Соловецкий, Валаамский, Коневецкий, Муромский, Палеостровский, Александро-Свирский и другие.

Именно монастыри, монахи-отшельники в скитах, старцы-подвижники привносят в «глухую», «дикую», мололюдную и пустынную Карелию свет христианской веры, облагораживают быт, обычаи, устои и нравы народов Карелии: вепсов, карел, чуди, лопарей. Среди них появляется множество карельских святых, что находит отражение в Соборе карельских святых (праздник с 2000 г. – 3 июня).

Приведём примеры миссионерской деятельности монахов Соловецкого монастыря, не принявших Никоновские реформы, чтобы понять, как распространялась евангельская истина в «диких», «глухих», «пустынных» уголках русского севера и, в частности, в Карелии.

Для этого приведём выдержки из труда Симеона Денисова «История об отцах и страдальцах соловецких»³, написанную настоятелем Выговского монастыря (1682-1740 г.г.). «Ибо когда воинство готовилось осадить и разорить киновию (время соловецкого восстания с 1668 по 1676 г.г. – прим. автора) тогда по общему совету многие из киновийских иноков и бельцов, уехали на берег моря (Белого – прим. автора), по пустыням расселялись. И как семя Авраамово явились многоплодными и крепкими в древнецерковном благочестии
и отеческом житии и сторицею принесли плод ко Владыке, научив и просветив светом благочестия не только пустыни, дебри и болота, но и окрестные города и сёла» (гл.VIII, стр. 46).

Так «Игнатий, соловецкий диакон и бывший екклесиарх киновии, так был украшен знанием мудрости и стяжанием разума, что и некто из любителей новин (новых обрядов – прим. автора) сказал о нём: «Игнатий Соловецкий – это «сосуд полный, мудрости преисполненный». Этот блаженный, уйдя из Соловецкой киновии, обошёл многие пустыни, страны и города, (как и Толвуйский монах
в поэме «Карелия» – прим. автора), утверждая слово благочестия и возбуждая рачительные души к добродетельному житию. Он утвердил в законах отеческого Православия обонежские и каргопольские пределы и насадил благочестивыми жителями непроходимые дебри и болота Выгорецкой пустыни» (гл. VIII, стр. 48). О ней в поэме «Карелия» Фёдор Глинка пишет так:

«Над Выгом зарево горит!

То, знать пожар?... Иль блеск зарницы?

Подъедем ближе – всё шумит.

Там плавят медь, варганя крицы

И горен день и ночь кипит;

И мех вздувает надувальный;

И, раз под раз подъемлясь в лад

Стучит и бьёт за млатом млат

По ребрам звонкой наковальни…

Там много их… То кузнецы,

Потомки белоглазой чуди.

Они не злобны – эти люди,

Великорослые жильцы

Пустынь, Европе неизвестных;

Они, в своих ущельях тесных,

Умеют жить своим трудом:

И сыродувный горн поставить

И добытую руду сплавить…

Но не спознаться б им с судом!

Об них не знают на Олонце:

Чтоб не нашли, скрыть стук и клич.

Не беспокойтесь! В вашу дичь

Едва заходит день и солнце!»

В этом отрывке поэмы Фёдор Николаевич описывает современную ему знаменитую Выговскую пустынь, к середине XIX насчитывающую около
15 тысяч насельников. Известно, что это были старообрядцы, беспоповского согласия, поморцы, противники реформ Никона, не признающие официальной синодальной церкви, её обрядов, таинств и авторитета. Старообрядцы Выга со временем образовали своё государство в государстве, которое их и преследовало, и ущемляло в правах. Таковые ослушники официальной церкви официальной церкви поэтому
и скрывались в «диких» и «глухих» местах Карелии, среди её озёр, скал, болот и дебрей. Прославилась Выговская пустынь своим литейным производством, массовой перепиской старопечатных дониконовских книг, изготовлением медных икон, насаждением грамотности среди местного населения, ну, разумеется и древнерусского благочестия в духе «Домостроя» в семейной
и бытовой жизни.

                                       Продолжение следует...