Тверская деревня

В XVIII веке на высоком правом берегу реки Медведицы располагался мужской монастырь, так называемая Богородице-Успенская пустынь. Было этому монастырю и другое название. Отец мне рассказывал, что в народе его называли Моховецким. По сохранившимся устным преданиям, монахи, жившие в этом монастыре, занимались, как тогда говорили, темными делами.

Ходили слухи, что они занимались грабе-жом. Так это или нет, но монастырь в 1764 году был закрыт, а на его месте остался погост и деревянная церковь. Рядом жили служители церкви. Позднее возле церкви возникло поселение карел, которые переселялись на эти земли целыми семьями. Возникшее село получило название Мохнецы, видимо , в память о монастыре. В начале прошлого века в селе насчитывалось примерно 60 дворов. В селе работала начальная школа, магазин, кузница . Крестьяне занимались своим подсобным хозяйством и различными промыслами. Нищих в селе не было. В то время в селе была деревянная церковь, оставшаяся от монастыря, которая ветшала, подвергалась пожарам и неоднократно перестраивалась. Она прослужила до 1868 года, когда взамен была построена новая, каменная церковь Успенья Богородицы. Старую церковь снесли, а на месте алтаря воздвигли небольшую часовенку. И часовенка, и каменная церковь стоят до сих пор, хотя, конечно, время их не пожалело. Сохранились документы: проект церкви с соответствующими подписями, план и продольный разрез. Вероятно, существовали и более подробные рисунки и чертежи, но они утеряны.

           План церкви Успенья Богородицы в селе Мохнецы.

          Продольный разрез церкви Успенья Богородицы

           Проект церкви Успенья Пресвятой Богородицы в с. Мохнецы    

 Церковь строили всем миром. Материал подвозили на крестьянских подводах, использовался и ручной труд. Кирпич для церкви делали из местной глины, а ямы для о

жига кирпича сохранялись вблизи села до недавнего времени. В раствор для кладки кирпича и в штукатурный раствор добавляли куриные яйца. Видимо, поэтому, несмотря на долгие годы отсутствия какого-либо ремонта, стены еще стоят крепко и штукатурка во многих местах сохранилась. Церковь в Мохнецах была очень красивая. Очень долго сохранялась ее необыкновенная белизна, а звук колокола был слышен за 6–8 километров. Недаром в настоящее время церковь Успенья Богородицы объявлена памятником архитектуры. Паспорт № 5573 хранится в Комитете по охране историко-культурного наследия Тверской области при Правительстве Тверской области.

          На фото видно, как поработало время…

 Но совсем недавно, в 2008 году, церковь начала новую жизнь. По возможности ее привели в порядок: что-то покрасили снаружи и внутри. Привезли и установили новый иконостас. Регулярно проходят службы. Приезжают священники из Твери, из монастыря и даже из Москвы. Художники на фасаде церкви восстановили иконы. В память об отце Викторе рядом с церковью поставили большой деревянный крест. Во время богослужения каждый раз упоминают имя отца Виктора. Надо отметить великолепную акустику этой церкви. Это поистине завораживающие звуки, от которых наступает необыкновенное волнение и даже текут слезы. А село Мохнецы, еще полное жизни в первые послевоенные годы, теперь сильно изменилось. Коренных жителей почти не осталось. Зимой живут только в четырех домах. На краю села – Горохин Александр Николаевич со своей матерью Анной. В середине села – Корниенко Евгений Игоревич, тоже с матерью Валентиной. В доме рядом с церковью – моя двоюродная сестра Сиротина Светлана Александровна, и с другого края села – постоянно живущие, приехавшие из Москвы Валентина Сергеевна и Валентин Григорьевич. Летом приезжают так называемые « дачники» – отдыхать. Так и наш дом – дом отца Виктора, где родился и вырос мой отец – стоит пустой, рушится. Можно сказать, что в Мохнецах я провел почти все свое детство. Этот дом, это село, эта речка Медведица, эти леса и луга – все это осталось навеки в памяти. И, наверно, эта память навевает строки:

 Как красивы берега! Ласково журчит река,

Мамы в омутках детей купают.

А на июльских на дождях

Зашумит, как на дрожжах,

Ведь не зря Медведицею называют.

Босоногим мальчишом мчался к речке я тайком,

Потому что мама не пускает.

Жарил раков на песке, было много их в реке.

Шейки раковые во рту тают.

Припев:

К речке Медведице, к речке Медведице Еду на встречу я.

Речка Медведица, речка Медведица, Милая, добрая!

Повзрослели пацаны, разбрелись в концы страны,

Но Медведицу любить не перестали.

А теперь уж мужиком я иду к реке пешком,

Снасти новые с собой таскаю,

Но про раков на песке и про детство на реке,

На Медведице, своё я вспоминаю.

Эту песню я написал в 2010 году. Но о своих любимых местах, куда иногда приезжаю, намного раньше написано грустное стихотворение. В детстве мне казалось, что это будет всегда. Хороший дом, родные лица, ухоженный сад, чудесная природа.

          На фото мой отец, слепая тетя Шура и Липа.

Но как-то это все потихоньку исчезло… В 1957 году не стало Антонины Викторовны, в октябре 1970 года умерла Липа, а вслед за ними вскоре ушла и Александра Викторовна. Одну в доме слепую и больную женщину оставить было нельзя, поэтому мой отец, Серафим Викторович (а он был уже на пенсии) приехал в Мохнецы и жил там с тетей Шурой до ее смерти. После этого он вернулся домой, в Тверь, а дом остался без хозяев… Все пришло в упадок и начало рушиться. Исчез сарай, пчельник, беседка, двор, баня. Да и в округе многое изменилось не в лучшую сторону. И поневоле пришли слова:

 Неповторимый аромат Июня, брошенного сада.

Сюда приехать мне велят Воспоминанья и досада.

Природы райский уголок

Средь бесхозяйственности скуки.

Нет ни снабженья, ни дорог…

Да, тут ей-ей опустишь руки.

А  жаль мне старое село:

Пахали, сеяли, рожали;

Кормили Русь своим зерном –

Не за границей покупали.

Куда-то это делось вдруг?

Куда ни кинь – одни руины.

Глядим на дело своих рук,

А  думаем, что неповинны.

Но всё ж жива еще душа,

И что-то тянет нас туда,

Коль вспоминаем иногда

Про заповедные места.

                                       Мохнецкий дом

             На фото дом отца Виктора. Снимок 2013 года.

О нашем мохнецком доме особый рассказ. Дом был построен в XIX веке. Точную дату никто не помнит. Но, когда отец Арсений закончил службу, то он построил се-бе небольшой домик, куда и перешел жить, а свой большой дом – дом священника, как уже говорилось, – передал своему сыну, отцу Виктору, приехавшему в Мохнецы вместе с семьей для служения в церкви Успенья Богородицы. Дом имеет два этажа. На первом этаже расположена кухня с большой русской печью, которая исправно служит до сих пор, маленькая комната с лежанкой и кроватью, большой зал для приема гостей, спальня и темная комната для прислуги. Между последними тремя комнатами встроена большая отопительная печь, которая со стороны зала была отделана изразцами. Изразцы частично сохранились до сих пор. На втором этаже имеются две комнаты. Одна теплая, оштукатуренная и с печкой-лежанкой. В этой комнате можно жить круглый год. Вторая – холодная, пригодная только для летней эксплуатации. В середине дома на первом этаже большие сени. Там стоит огромный ларь для хранения продуктов, специальный решетчатый шкаф и другая подсобная утварь. Кроме этого, пристроена большая кладовая с мощной окованной дверью со старинной личиной, запираемой огромным кованым ключом. Эта кладовая примечательна тем, что она полностью собрана из материала бывшей монастырской кельи. В одной стене кладовой имеется маленькое окно, а в другой – небольшой проем, через который старцу, жившему в этой келье, подавали пищу. В детстве этот большой дом мне казался не изведанным полностью. Я иногда во сне видел, будто нашел потайную дверь и за ней много интересного. В доме и сейчас еще сохранилась старинная мебель, небольшая фисгармония, под которую пели псалмы в церкви. Дом так и дышит стариной. У отца Виктора было 13 детей, и для них этот дом был родным. Было время, когда многие из них летом, вместе, теперь уже со своими детьми, приезжали в Мохнецы. Зачастую в доме собиралось по 30 и более человек. И всем находилось место, и никто не претендовал на какую-то исключительность. А вечером все собирались вместе в зале, и начинались долгие рассказы, и обязательно пелись песни. Это были, конечно, наши русские песни: «Вечерний звон», «Слети к нам, тихий вечер» и другие. Мои дяди и тети получили образование еще до Октябрьской революции, где давали неплохие основы музыкальной грамоты. Поэтому многие владели разными музыкальными инструментами, и все хорошо пели. В доме, кроме фисгармонии, были гитары, мандолина, балалайка, и наше пение сопровождалось целым оркестром . Какие острые чувства навевают эти воспоминания! Но время неумолимо, и, как говорится, иных уж нет, а те далече… После того как умерли постоянные жители дома, оставшееся хозяйство вел мой отец, который жил там все лето с апреля и до октября. Он ухаживал за пчелами, работал в саду, держал несколько грядок с овощами. Зимой дом стоял закрытый, и его начали потихоньку разворовывать.

В настоящее время дом еще как-то поддерживается усилиями двоюродной сестры Шевелевой Фаины Александровны, которая приезжает туда летом со своей внучкой Дарьей пожить месяц-другой, подышать свежим, чистым воздухом, полюбоваться красотами родных  мест.