| Главная » Статьи » Богоявленский храм и его приход » Богоявленский храм и его приход |
Часть первая. Начало двадцатого века. Зарисовки (Из произведений С.А.Клычкова) Первая Мировая война - Родина, родина, тебя скорей журавли могут унести на своих крыльях, чем огнем лютый, неведомый враг выжечь наши сердца, отнять и ввергнуть в небытие: нет для тебя погибели, потому что велика и величава полевая печаль от века, ни один народ её не примет, ни одна душа не благословит, ни одно сердце песни о ней не сложит!... Летит стая за стаей, лента за лентой, и эти журавлиные ленты под небом разве только встречный ветер всколышет, а вожак впереди и крылом не дрогнет, и тревожного знака не подаст молодым, когда стосковавшийся в серой шинели мужик приложится жёлтой щекой к дулу винтовки, мушку на вожака наведёт, потом зажмурит от солнца глаза и дёрнет курок: - В белый свет, как в копеечку… … подморгнёт товарищу, упершему в землю глаза, и тоже в землю молчаливо уткнётся и больше не взглянет на небо с журавлиными лентами в синей косе… Разорвёт их только разве по утру да в вечер железная птица, вылетевшая из-за немецких берегов на разведку… ****************************************************************** Смерть! Нужна она, желанна в свой час, и нет больше муки, если смерть в свой срок нейдёт к человеку, уже сложившему на груди руки в переднем углу. Тогда человечье сердце томится и тоскует по ней, как некогда оно томилось и тосковало, поджидая, когда постучится любовь черёмушной веткой в окошко… Хорошо умереть, коли в головах у тебя и в ногах теплятся путеводные свечи, а у дома, плечом прислонившись к крыльцу, терпеливо дожидается сосновая крышка! Тогда смерть похожа больше на заботливую, самую младшую внучку, которая закрывает деду нежной ручкой сгоревшие веки, тогда умереть можно с улыбкой, с хорошим неискаженным лицом… Как умирают все мужики, вернувшись с пашни или покоса! Но ничего нет смерти страшнее, и как не ужаснуться, не облиться холодом и трепетом с кончика волосинки и до мизинца, когда над тобой, беззащитным, жалким, несмотря ни на какую силищу, кажется, с самого неба занесён нещадный чугунный колун, под которым сама земля дрожит и расступается, разлетаясь прахом, тогда… ничего нет смерти страшнее, тогда если и струсишь – будет не стыдно, потому… есть ли они на самом-то деле, эти герои?!. Или выдумали их генералы?!. Вернее, что так! На побывке в деревне Теперь не узнаешь Чертухина… В этот час раньше на улицах всюду сидят молодые мужики под окном, ребята в свайку играют или дуют или дуют в лапту, парни и девки на выгоне ходят хороводами, а тальянка Ваньки Комкова так и задыхается своей бумажной сборчатой грудью. И избы как будто слушают, как молодые хозяева песни поют. Слушают избы ушами застрех и крылечек, радуясь их молодой и беспечной судьбе, заранее зная и чуя её немудрую тайну: вот отцы сыновей переженят, выдадут замуж девчат и тогда всё пойдёт по-другому. - Молодость, молодость… Всякий бывал молодым… Знать и дана ты только на то, чтоб потом, когда всё уже минет, о тебе вспоминать и жалеть, что прошла ты и назад не вернёшься… На улицах безлюдье. Не видно даже псов и свиней, которых раньше в Чертухине много водили. ****************************************************************** Запели старинные гусли, закружились столетние сосны, взлохматив зелёные патлы, закружились столоетние ели, завихрив зелёный пробор… Будто это в хороводе кружатся парни и девки справляя осенний праздник – отжинки, и парни бросают в девок еловые шишки – дескать, знай, с кем дело имеешь, и девки от парней зелёным платочком закрывают лицо, а солнце на девок и парней из-за леса катит большое колесо и косы и кудри им золотит. Смотрит Зайчик Петру Еремеичу в спину, слушает, как Пётр Еремеич поёт на широком облучке, как ему лесной хоровод подпевает, и рад бы Зайчик вместе с ними запеть под трёхконные гусли с расписною дугой: на дуге воркуют два голубка, как живые, дуговое кольчико держат, куда повод продет и колокольцы разных голосов подобраны… да утренняя сладкая дрема зажала Зайчику рот и нежной истомной рукой повела по глазам… ****************************************************************** По засельным взгорьям рассыпано золото, лес за селом отряхает парчевую одежду, как будто кончился пир и веселье, теперь пора на покой до нового вешнего звону! Над лесом голубой покров, и будто лес опрокинул себе на склоненную голову большую чашу и из чаши льётся голубое вино. Льётся оно, льётся ему на разоблаченные плечи, на скошенный луг возле леса, на жёлтую ленту дороги, которой повязаны всходы на взгорье, зелёные, яркие, как будто умытые первым зазимком, растаявшим с первым лучом из-за тучи, которая верно теперь в Чагодуе, а может и дальше, и из окошка только краем видна! ****************************************************************** Какая чудесная песня вьётся в игольных ветках, будто старая ель каждой иголкой запела, вспомнив далёкое, потонувшее теперь за облаками забытое время, когда деревья, травы и камни, как люди говорили и пели, и мир был полон цветистых звуков, шепотов, вздохов, шорохов и затаённых смешков, в которых былинка больше тайну его понимала, чем теперь человек… ****************************************************************** О городе Город, город! Под тобой и земля не похожа на землю… Убил, утрамбовал её сатана чугунным копытом, укатал железной спиной, катаясь по ней, как катается лошадь по лугу в мыти… Оттого выросли на ней каменные корабли, оттого она и вытянула в небо несгибающиеся ни в грозу, ни в бурю красные пальца окраин – высокие, выше всяких церквей и соборов красные фабричные трубы… Оттого-то сложили каменные корабли свои железные паруса, красные, зелёные, серебристо-белые крыши, и они теперь, когда льёт на них прозрачная осень стынь и лазурь, похожи издали на бесконечное море висящих в воздухе сложенных крыл, как складывают их перелётные птицы, чтобы опуститься на землю… Не взмахнуть этим крыльям с земли. Не подняться с земли этим птицам! Оттого-то и прыгает по этой земле человек, как резиновый мяч, брошенный детской шаловливой рукой, вечно спешит он, не знает покоя, не ведает тишины, уединенья не зная даже в ночи, когда распускается синим цветком под высокой луной потаённая жизнь сновиденья, потому что закроет человек усталые очи, а камни грохочут и ночью. О золотой книге природы Идёт старец из пустыни, черноризец слёзно плачет, А навстречу ему сам Господь Бог: - И о чём ты, старец, плачешь, - И о чём ты, старый старец, воздыхаешь? - Как же мне-то старому не плакать, -Как же старцу мне не воздыхать: -Уронил я ключ от церкви в сине море, -Золотую книгу потерял во темном лесу… Да, видно, золотая книга в лесу. Читают её теперь пушистые зайцы, неразумные дети, у кочки умявши траву, листают их лапки золотые страницы, мелькают пред ними заглавные буквы, заставки с хитрым и тайным рисунком, и встает пред открытой, нежно - звериной душой скрытый за строками смысл… величавый, как мир перед зарёю, и пугливый перед людским глазом, как пуглив только заяц перед хитрой лисицей, учуявшей на росе полуночной воздушный заячий след… А может книгу давно размыли дожди, страницы оборвали ветра-непогоды и страницы легли цветной луговиной на лесные поляны, а буквы рассыпались в мох, - на мху теперь для чертухинских девок и баб заглавные буквы в красную краску растут куманикой и клюквой, строчки повисли на пьяничные и черничные ветки, а точки – знаки, где вещий кончается смысл, - ткнулись в колючие иглы можжевеловой гущи, и ест их одна только вещая птица – глухарь! Ходят бабы и девки по ягоды в лес и по складам читают великую книгу: ягодой пичкают малых ребят, посластиться дают старикам, и старики каждый год и не знают, что проходят, вместе с внучатами, премудрого мира букварь… *** Потому-то и мудр простой человек и речь его проста и цветиста! ****************************************************************** Диалоги Из книги Сергея Клычкова «Чертухинский Балакирь» Правда человечья, что шерсть овечья: из неё можно и валенки скатать, и варежки сплесть – у кого какая совесть есть. *** Человечья правда – посох, а Божья правда – крылья. ****************************************************************** - Прохор, не спишь? - Нет, сон чорту продал!.. - Дорого взял? - За твою башку меньше дадут!.. -У моей башки, Прохор, ума есть лишки, а у тебя и с переду, и с заду ни складу, ни ладу! -Шея курья, голова дурья! - Тьфу те в прорву! ****************************************************************** - Иван Палыч, - скажет вдруг Пенкин, - ты умный мужик или нет? Иван Палыч заекает кадыком и не сразу ответит: -Дураком родная мать не зывала! -Ну тогда отгани мне загадку… -Ну? - Как шуринов племянник зятю родной? - Смекалистая загадка… надо подумать… зятю родной?.. - Да… ты долго не думай!.. -Деверь, што ли?.. - Нет, брат, не деверь!.. - Сваток?.. -Ну! Сваток! Разберись в голове, уклади по порядку… - Нет, брат Пенкин, не знаю!.. - Ну вот, Иван Палыч, а говоришь, что мать дураком не зывала… - Да ты говори! - Скажу завтра утром! И на другой бок повернётся… Иван Палыч посмотрит Пенкину в спину и сам про себя начнёт выводить родню за роднёй, а всё не выходит… - Как решето голова: одни только дырки!.. ****************************************************************** О вере Диалог солдата с офицером - Вы от нашего брата куда как отменны, вы как-никак учёбу прошли… - По-твоему, Пенкин, учёному человеку верить не надо?.. - Не то, что не надо, оно, конечно, это никому не мешает, а только у учёного человека выходит это совсем по-другому… - По- другому?.. - Да так, ваше – высоко, у нас вера, как печка избу греет, а вера душу: учёный же человек сроду печки не видал, ему в городу всё припасено, у него душа как в ватке лежит… Какой у неё недохваток?.. сходил в магазин да купил… ****************************************************************** О мужицком рае За высокой горою, где солнце под вечер заходит, где солнце всходит по утру, лежит блаженная разголубая страна… В этой стране нет лиходейства и злобы, коней там седлают только на пашню да только когда едут в гости друг к другу, ни кнутом по голове их не бьют, ни по глазам кулаком… Ни темниц, ни острогов там нет, и одна есть только темница в самом сердце страны, а под темницей есть подземелье и в том подземельи томиться колодница – смерть… Потому-то там живёт человек и никак-то нажиться не может…Живёшь, хоть бы ты, сто лет – мало… Стоят там мужицкие избы на берегу у самой реки, а в реке струится живая вода: окунёшься по утру в неё, идя на покос, и снова опять молодой. Царя у них нет, царицы век не бывало, пастух там выше министра, церкви там строят лишь для того, чтоб в них запирать молодых на первую ночь, оттого приплод здоровей и красивей, а если кто хочет молиться и душу в молитве излить – для того за околицей лес, над лесом зелёный купол, по лесу лиственный звон и постлан под ноги ради молитвы мшистый узорный подрушник. Налогов, поборов спокон ни полушки… Только и есть всего одна подать, в Успенье после отжинок от каждой деревни в казну забирают по бабе иль девке… Для чего – неизвестно… Вот только трудно туда проехать и пройти… ****************************************************************** В новой хате брёвнышко к брёвнышку, словно строка к строке в староотеческой книге, в новой хате сидит Пётр Еремеич, пьёт чай со своей Аксиньей из голубых кумочек, а кони его пасутся на приречном скате и весело оттуда звенят с шелковых ошейников их бубенцы; слились они с туманом и у пастуха в руке не дудка, а луч от полуночного месяца и в сумке, пропахшей хлебом, свежий душистый коровай – потому, знать и льётся в далёкие дали свирельчатая песня и ему подпевает каждая былинка и каждый цветок кивает ему головкой: Ой, луга – куга шелковая! Книга вещая, толковая! Синь, густынь, чаща полесная, Жизнь – невеста неневестная!.. Хохрются на налишинах сирины и алькоиссты, расправляя свои голубые, сизые, сизо-розовые и синие перья, поднявши тонкие клювы в полночной луне, гургукает с крылечка надвходный голубок, машет крыльями, словно манит ими путника с дороги… ****************************************************************** Постскиптум Но мечтам о мужицком рае не пришлось сбыться. Колесо истории прокрутилось так, что исчезла русская деревня, да и сам мужик - мечтатель. Об этом и рассказывают дальнейшие сюжеты, тоже в виде зарисовок. Показана эта печальная эпопея на примерах из Кашинского, Рамешковского районов, соседних с Калязинским, а ныне Талдомским районом, в котором в деревне Дубровки родился поэт патриархальной деревни Сергей Александрович Клычков. Составитель Вера Брыскина | |
| Просмотров: 158 | |
| Всего комментариев: 0 | |