Тверская деревня

В Шеломецком бору

Помнишь, Лида, конечно, помнишь, как сидели мы с тобой на корнях сосны бабьим летом в Шеломецком бору. Горел костерок, булькал в котелке чай. Это было в старом, слегка оплывшем окопе времён Отечественной войны 1941-1945 годов, на его борту, поросшем соснами. В окопе этом, на бруствере ружья, правда, никогда не лежали,  солдаты в нём не сидели, в ближнем блиндаже их командиры не находились. Немцы до никольской округи не дошли. Они вошли в Калинин южнее, на Покров, 14 октября 1941 года, именно тогда вашу семью они вышвырнули из вашего дома, поселили с прочими пленными в помещениях под охраной немцев. Когда вас толпой куда-то перегоняли через мост за Волгу, внимание немцев привлёк советский солдат под мостом, они отвлеклись на него, и вы разбежались кто куда.

Дома вы застали на полу огромную лужу крови…

Потом был в Калинине секретный завод по производству ящиков для снарядов и ты на нём рабочим-подростком…

Потом было 60 лет трудов на производстве, замужество, рождение детей в Твери, наконец, Никольское, дом, хозяйство, болезнь и смерть мужа, наше знакомство и несколько лет дружбы.

Сижу я ныне в бору 14 октября, в нашем заветном месте, смотрю на дубок, выросший на месте нашего былого кострища, и вспоминаю тебя.

В твоём доме в Никольском я находила приют, пищу, душевные беседы, ночевала после Москвы, а наутро шла в  свой дом топить печи, чтобы уже в нём продолжать жить.

Вместе мы ходили в Никольскую, уже отремонтированную Богоявленскую церковь. Помню, как ты, маленькая ростом, стояла обычно слева в летней церкви. Мы тогда воцерковлялись в начале XXI века. Помню твои добрые серо-голубые глаза на лице, хорошеньком и в старости. А уж про него в молодости и говорить нечего. Осталась ты в памяти очень хорошенькой женщиной, хорошей хозяйкой и огородницей. Помню гигантские помидоры в твоей теплице, курочек и купины цветов возле дома.

Сейчас дом твой пуст, хотя одно время и был продан. Но жильцы съехали куда-то. Ни огорода, ни цветов вокруг дома нет. Проходя мимо него, непременно вспомню тебя, где ты теперь, в каких Божьих обителях?

После тебя, на твоей улице много соседей поумирало. Оставшиеся живут неплохо. Дома обшили сайдингом, покрасили. У многих в палисадниках цветники, в гаражах – машины.  Улица опрятна, дома нарядны. Но, с улицы твоей в церковь никто не ходит. Видимо, довольствуются видимыми материальными благами и о невидимом не помышляют. Впрочем, не ходят местные люди, а вот  престарелая москвичка ходит и даже поёт на клиросе.

Последнее наше свидание с тобой завершилось на центральной улице села невдалеке от церкви. Была осень, было прохладно.

На тебе было пальто и шерстяная шапочка. Глаза твои добрые, любящие как-то особенно внимательно смотрели на меня, как бы в последний раз. Этот раз и оказался последним.

Ты умерла, склонив голову на стол, сидя за ним 30 декабря 2011 года. Не дождалась Нового года и меня на новогодний вечер.

О твоей смерти я узнала по возвращении из Москвы в январе.

Ныне на твоей могиле чёрная мраморная плита. На ней ты с мужем Владимиром Ивановичем Бритовым. Могила ваша ухожена, в ногах у вас поминальный столик и скамейка. Сын твой, Сергей, с винопитием покончил. Выглядит ухоженным, бодрым и довольным, часто ездит на охоту и рыбалку.

Эти сообщения радостные прими от меня к 90 – летию со дня твоего рождения -30 октября 1930 года.

После тебя ни одной подруги во всей никольской округе я не обрела. Так и живу одиноко. Мир праху твоему, милая Лида, душе твоей вечного покоя, которого, увы, на земле нет и быть не может.

Я от тебя училась в болезнях не унывать, продолжать потихоньку – полегоньку, но трудиться, не залёживаясь. Училась и гостеприимству, неизменной приветливости, деликатной правдивости, а также  терпению скорбей от детей. Сегодня, 14 октября, видела, как два огромных косяка гусей тянули с севера на юг. Уж так они кричали, кричали, то ли от радости, то ли от печали…

До встречи, дорогая Лида.

14 октября 2020 года                        Покров Пресвятой Богородицы