Тверская деревня

Встреча через 30 лет

         У тебя было очень красивое имя – Мария. Имя Маня к тебе, как что-то мягкое, крупяное, ну никак не шло. Не годилось и шуршащее имя Маша. Ты имела при небольшом росте твёрдый характер, была строга, вид имела всегда собранный, решительный. Соответственно этому и лицо имело строгие, отнюдь не мягкие, расплывчатые черты. Я ничего о тебе не знаю: в 90-е века двадцатого не принято было расспрашивать про биографию.

         По внешности на крестьянку не была похожа, а скорее на сельскую учительницу, бухгалтера или работника по кадрам. За тобой чувствовалось какое-то  образование выше школьного.

         В общении сразу же стало понятно, что ты искренна, правдива, хотя к откровенности не склонна. Был в тебе какой-то комсомольский задор, склонность к борьбе за справедливость и умение резать правду в глаза.

         Не обладая всеми перечисленными выше чертами, имея характер скорее аморфный с зачатками кристаллического, эту противоположность тебе, ты, к себе притягивая, как человек более сильный.

         В деревне Тучево у тебя был дом, участок с огородом и все деревенские заботы и хлопоты были при тебе. Русская ли, карелка ли, не знаю.

         Сошлись мы на церковной стезе. Вместе встречались в Знаменской церкви села Вырец. Помню, как ты ратовала за регулярность богослужений в этом храме, а с этим дело обстояло неопределенно. Помню, как мы с тобой ринулись в церковную сторожку выяснять вопрос со службами. Батюшка Питирим вышел к нам в сером подряснике с несколько заспанным видом в воскресный день. Ты мигом оценила его состояние, решительно на него надвинулась и вопросила:

-Почему не служите?

- Я болею,- ответил он.

- Понятно, стало быть - мигрень, и работать лень.

Батюшка тут же сделал оборот через правое плечо со словами: «В таком тоне я разговаривать с вами не стану»,- и , повернувшись к нам спиной, удалился в сторожку.

         Ты на пути домой ворчала, недовольствовала  и вновь собиралась бороться за регулярность церковных служб.

         Проявила ты себя, как настоящий друг, когда умерла в Тучево моя мама. Ты мне подсказывала, что и как надо делать с покойной, как снаряжать её в путь. Помню, как остановила скромный кортеж у места бывшей часовни Божией Матери «Скорбящая». Велела гроб поставить на табуретки напротив места часовни ( её уже не было) и тем самым дать покойнице проститься с ней, уже не бывшей, но как бы стоящей. Было 10 октября 1991 года. Светило солнце, было тихо. Я глянула на мамино лицо в белом платке (она платок никогда не носила) и обратила внимание на поразившую меня красоту лица. Сразу после смерти  это выражение было неопределённым, скорее страдальческим, неспокойным. А тут, на третий день по исходе души оно разгладилось, похорошело, черты обрели одухотворённую красоту.

         Затем ты дала знак ехать, и гроб с провожающими двинулся на тракторе на кладбище, в Вырец.

         И там ты руководила обрядом погребения. Указала, что покойницу надо класть головой на восток, обернув лицом к Знаменскому храму. Я не оспаривала, так как не знала обряда. Уже потом сомневалась в правильности расположения. Должно бы лицом класть на восток, а не на запад…

         В итоге получилось, что крест был установлен не в ногах, а над головой матери … Правильно ли это? Но, присутствующие не оспорили, Мария, твоих распоряжений.

         Как-то ты сумела организовать и поминки, правда, по тем временам очень скромные и даже какие-то радостно - торжественные за трапезным столом. Я помню их до сих пор и безмерно, Мария, тебе за это благодарна.

         Ведь я была для деревенских чужой, приезжей, не своей. А ты как-то по-человечески тепло и сочувственно вошла в моё положение, что я почувствовала себя с моей покойной мамой своей среди своих. Это благодаря тебе, Мария.

         Вскоре после похорон старушки деревни интересовались, приходила ли ко мне во сне моя мать. Как в воду глядели. На третий день после похорон приходила в осеннем пальто, на огород, в полный рост со словами : «Тасенька, терпи!»

         Потом позднее ещё приходила, но в виде души, некоего прозрачного шара тёмно-серого цвета, рядом с шаром рыжих тонов. Её, мамин голос, сказал, что шар тёмен от того, что она брюнетка, а рыжий шар – душа женщины с рыжими волосами.

         Был и третий сон – явление спустя значительное время. Я увидела мать распростёртой на верхней ступени скалы, обрывающейся в бурлящую морскую пучину.

         Мария объясняла мне сны и наставляла молиться за мать все 40 дней, а потом и год. А потом и всю жизнь.

         Затем я через год, почти в годовщину смерти матери благополучно, при пожаре дома, осталась жива, но стала инвалидом.

         Мария вскоре уехала к дочери погостить. Мы переписывались, а потом я узнала, что смерть нагнала и мою боевую подругу. У дочери она загостилась до своей смерти.

         И вдруг, вдруг, Мария, я узнаю через два десятка лет, что твой прах лежит в земле никольского кладбища, рядом с могилой супругов Соколовых из моей нынешней деревни. Надписи на твоей могиле нет. Пойду, отыщу, помолюсь.

         Сегодня, 6 ноября, в родительскую субботу поминали мы тебя, Мария, на панихиде. Поминали среди твоих товарок по церкви, первых членов общины при Богоявленской церкви. Общины 90-х годов, общины, положившей начало восстановлению храма, для новых, после её закрытия, богослужений…

         4 ноября, на Казанскую, я узнала не только о месте твоего упокоения, но и о том, что ты была в Никольской школе библиотекарем, что ты всегда расспрашивала учеников, о чём они узнали из взятой в библиотеке книги, чтобы рассказали тебе об этом.

         Лёгкого тебе лежания на родной земле.

         Жаль, что от твоего в Тучево ничего не осталось. Пустырь там. Но нет этого пустыря в моей душе, я вижу тебя у калитки дома, вижу в церкви в рядах тогдашних прихожан. Для меня ты живая, всегда в лучах солнца, ясным днём, со строгим лицом, но добрым сердцем, в моём горе так тепло и  неожиданно вставшей со мной рядом. Стоявшей и после, стоящей и теперь…

         Надо бы, конечно, обозначить твою безымянную могилу надписью: Козлова Мария Петровна из деревни Тучево.

         Сейчас она в неприглядном виде: холмик расплылся, покрыт мхом и грубой травой. В ней, правда, различим букет искусственных цветов. Он и помог отыскать место твоего захоронения. После этой находки такая радость вошла в сердце: снова вторично обрела я тебя, Мария; теперь есть куда ходить в гости, с кем разговаривать. И всего-то – посетила холмик, а души, выходит, соединились, иначе, откуда радость в сердце?

         Спасибо тебе ещё раз, за второй раз появления в моей жизни. Первый раз ты хоронила мою маму, а второй раз за мной – обозначить твоё захоронение, нарушить его безымянность. Говорят, вернуть человеку имя – значит вернуть ему жизнь. Живи рядом, Мария, всего-то в 500-х метрах от Филихи через речку Тресна! Живи! Рядом с тобой лежат прекрасные люди из этой деревни: Михаил и Мария Соколовы, и это, думается, не случайно. Три Марии из трёх деревень на расстоянии примерно трёх метров друг от друга   ( Марии:  Козлова, Трофимова, Соколова). Их могилы соединяет треугольник.

         Ты, Мария, посмертно сделала благое дело: объединила вокруг своей могилки всех покоящихся на никольском кладбище, так как,  приходя к тебе, я поминаю их всех.

И тех, с кем мы стояли с тобой в церкви, и «зде лежащих и повсюду православных». Среди «зде лежащих» уже все, кто в 90-е годы стоял на церковных службах в Знаменской церкви села Вырец.

Сегодня, 22 ноября 2020 года стою только я одна, а служит уже не отец Питирим, а протоиерей Валентин Бонилья. Иеромонах Питирим уже в мире ином. В самом Вырце уже не осталось ни одного коренного жителя. Я всё чаще задумываюсь о времени перехода, и вот сегодня в Знаменском храме почувствовала, что жаль оставлять на земле только детей и вырецкую церковь с её неисчезающей благодатью. Её чувствуют все новички из приезжих, хотя и объяснить своего окрылённого состояния не могут. Да и как объяснить необъяснимое, то, что излучают тёмные, прокопченные, местами облупленные стены намоленного за 200 лет храма?

В этом храме в 1990 году у стены стояла моя мама, в 1991 году её отпевали заочно, дочка с подорожной прибежала на вырецкое кладбище и ты, Мария, закрепила эту подорожную на лбу покойницы. С ней она и отправилась в вечность. А теперь и ты там, Мария.