Тверская деревня

За родником белый храм,

Кладбище старое;

Этот забытый край

Русь нам оставила.

Иеромонах Роман.

         Два слова опаляют сердце волной жгучей печали в этом четверостишии: «забытый» и «Русь». Родник, белый храм, старое кладбище – символы крестьянской Руси. В каждом селе был свой храм в память о каком-нибудь или нескольких святых; во многих деревнях-часовни. «Без Бога ни до порога», «Не живи, как хочется, а как Бог велит», «Бог-то Бог, да сам не будь плох» — так говорили на Руси русские люди. С любовью на пожертвования строенный, с любовью расписанный,  украшенный множеством ремесленных произведений искусства, храм был домом Господа, в котором Дух Святой мог коснуться каждой души. И касался во всех церковных таинствах, начиная с младенчества через крещение, благословения в венчании на брак, елеопомазания, исповеди и причастия.

Храм в селе был нравственной лечебницей, путеводителем по жизни, просветителем, наполняющим высоким духовным смыслом каждую человеческую жизнь. «Не стоит село без праведника» — говорили крестьяне. В храме воспитывали праведников.

Однако, во времена Советской России храмы сознательно закрывались для верующих, разрушались, взрывались, разбирались на кирпич, с целью замещения в душе человека веры в Бога-Творца, верой в человека-творца земного рая на земле, могущего и без Бога обойтись, а, стало быть и без церкви.

Духовным смерчем пронеслась над русской землей, издавна именуемой Святой Русью, борьба с религией.

Более тысячи храмов украшали тверскую землю: оставлены незакрытыми и не разрушенными в селах единицы. Так, в городе Бежецке из 21 храма был оставлен только один – Спасский на кладбище; в Твери из множества храмов – один, Белая Троица. В селах  храмы оставлялись очень редко и то при особых обстоятельствах – сопротивлении верующих. Так, в 77 карельских приходах, из 86 церквей, оставлены незакрытыми только 5; из 169 часовен сохранились единицы.⁹¹

Воспоминания о святости, о Святой Руси выжигались огнем новой воинственной идеологии безбожия, пропагандой атеизма, святотатством и глумлением. О белых храмах за родником предписывалось забыть.

Но, о них не забывали крестьяне с крестом на шее. Забыли те, которые сняли свои кресты. Как могли сопротивлялись сельские жители своим местным комсомольцам, активистам и коммунистам в своих селах и деревнях, их глумливой деятельности по отношению к святыням.

В 30-е годы, когда закрывали Богоявленскую церковь в селе Никольском, народ сбежался к ней. Активистам на селе было предложено сбросить крест. Нашелся один, по имени Иван, но сделать этого не смог. С той поры он прозывался Ванька-Крест, его презирали и вскоре он исчез из села. В присутствии огромной толпы, плачущей, рыдающей, воющей, сыплющей проклятия на комсомольцев, были сброшены и разбиты колокола, иконы погружены на подводы и увезены, оставшиеся разобраны по домом жителей. Документы и церковная библиотека частью увезены на телегах, частью погибли, будучи выброшенные на пол церкви, а также на улицу.

Еще до закрытия церкви прихожане вступали в драки с активистами-комсомольцами, пытавшимися срывать иконы со стен. Наивные, они же доставляли побитых в сельсовет с жалобой на «охальников». В сельсовете их встречал «начальник», который стращал револьвером, перекладывая его из одной руки в другую, приговаривая при этом: «ох и охота пострелять!..».

При закрытом храме (1935 год) его священник о. Николай еще года два до 1937 года тайно крестил по домам ребятишек, отпевал покойников, но уже не венчал. После его ареста  и исчезновения взялись отпевать, хоронить и поминать  своих земляков местные женщины, которые по сохранившимся в домах книгам, переписанным в тетради молитвам, стали исполнять церковные обряды. В домах затеплялись лампады, из консервных банок делались  кадила с углями. Святую воду привозили из незакрытых церквей: из Твери, Рамешек, села Вырец, что за8 км. от Никольского. В эти церкви (Рамешки и Вырец) ходили пешком в воскресные дни. Какое-то время там заказывали требы. А когда церкви и там были закрыты, стали ездить в Тверь, в Белую Троицу.

В деревнях монашки из закрытых монастырей, укрывшиеся у родных, крестили детей на шестках русских печек.

Большие крестные ходы по деревням крестьяне заменили малыми ходами вокруг деревень на Егория 6 мая с иконой Георгия Победоносца.

Иконы сохраняли в чуланах, на чердаках. По домам читали Евангелие и Псалтырь. Эти книги с засаленными уголками, сильно износившиеся, находили позднее в домах умерших колхозников  местные краеведы. Скульптура любимого тверского святого Нила Столобенского, иконы Спасителя и Богородицы сохранялись во многих  домах, как и о. Иоанна Кронштадского, прп. Сергия и Николая Чудотворца. Красный угол с лампадой или свечой на многие годы стал домашним алтарем в домах колхозников.

Закрытие храма, запреты, навалившиеся скорби с раскулачиванием, колхозные тяготы, обиды со стороны властей вопреки планам атеистов-коммунистов, напротив, только обостряли веру в Бога и упование на Его помощь.

На Пасху перебегали колхозники из дома в дом по ночам с восклицаниями: «Христос Воскресе!». Им отвечали: «Воистину Воскресе!». Праздновали по домам все православные праздники.

Когда местными властями были разобраны, растащены последние в округе 3 деревенские часовни на хозяйственные нужды (хлев, баня и пр.), деревенские на их пустырях, проходя мимо, всегда останавливались, крестились и кланялись до земли. Покойников в гробах ставили у мест бывших часовен для прощания со святым местом.

Церковь Знамения в селе Вырец удалось отстоять. Община писала прошения, просила храм не закрывать.  Нéкто из дедов по имени Василий уходил с церковным ключом на ближнее болото, скрываясь от уполномоченного закрыть храм. Его таки ненадолго закрыли перед войной, а в войну 41-45г.г. опять открыли по упорным прошениям верующих.

У церкви Знамения в Вырце сохранилось старое кладбище со старинными памятниками, ржавыми чугунными крестами, что является редкостью. В селах  Никольское и Мохнецы, где под склады и зерносушилку использовались здания церквей, кладбища вытоптаны, могилы сравнены, памятники за исключением 2-3-х крестов, уничтожены.

Замечательно красивый Успенский храм на высоком правом берегу реки Медведицы, за родником с севера, был как и Богоявленский в Никольском, в селе Мохнецы закрыт в 30-е годы. Он был подвергнут разорению и разрушению от вибраций работавшей в нем зерносушилки. Полностью утратил фресковую живопись на стенах, едва сохранив ее в алтарной части. Ныне стены его черны от копоти, разбиты трещинами и осыпаются. На кровле храма растут березы и рябина. Нéкогда святой родник за ним превратился в болото со следами деревянного сруба посредине. Село вымерло полностью.

Часовни при церквах в селах Мохнецы (Архистратига Михаила на кладбище к югу от села и Параскевы Великомученицы в деревне Слободиха) и Никольское (Николая Чудотворца к югу от села при дороге на Лихославль) были также разорены и разобраны для совхозных хозяйственных нужд. В виде склада часовня Николая Чудотворца недолго была оскорбляема, скоро сгорела.

Когда она еще стояла на своем месте у дороги, комсомольцы колхоза затеяли на «красные святки» какие-то глумливые танцы с «рожами». Как уверяют жители ближних деревень, земля от этих «танцев» затряслась, и комсомольцы в панике бежали от этой часовни.

Богоявленскую церковь в селе Никольское пытались взорвать – не поддалась.

Много поездили авторы по своему Рамешковскому району и Тверской области. Видели прекрасный собор в селе Ильгощи с великолепной настенной живописью с обрушенной кровлей; в сельце Кузнецове – две церкви, строенные на пожертвования местных помещиков Голенищевых-Кутузовых и крестьян окрестных деревень в память победы над Наполеоном в 1812 году – в состоянии сильного разрушения.

В селе Волосково в воскресенье застали в разоренной церкви несколько старушек. Они стояли перед разбитым пустым алтарем и свисающим на проводе со свода распятием, раскачиваемым ветром. Старушки в пустой церкви, без священника, пели молитвы. И как  выяснилось, летом они делают это довольно часто.

А сколько обезглавленных храмов на пути в Лихославль, Бежецк, Кашин, Тверь приходилось видеть, да не белых, а без штукатурки, цвета красного кирпича, искалеченных храмов без трапезной, куполов, барабанов, а то и с одной колокольней.

Под Бежецком, у деревни Стогово, на берегу озера Узмень, при старом кладбище с конусовидным курганом, на котором лепились современные могилы, видели прямоугольник фундамента несуществующей церкви, обозначенный валунами. В этом прямоугольнике, лицом к воображаемому алтарю посетители кладбища по тетрадке совершали заупокойную службу.

В селе Ивановское нас водили на место взорванной церкви. Ее кирпичи были использованы для строительства молзавода в Рамешках. Показывали в селе фундамент памятника Александру II. Сам памятник пошел в переплавку.

И всюду, где ни приходилось останавливаться и разговаривать с людьми, слышали: «Наша церковь была самая красивая и богатая»…

Совершенно необычную историю разрушения церкви в селе Кожино, откуда родом был местночтимый святой Макарий Калязинский, слышали от бывшего колхозника деревни Троицкое Кашинского уезда. В Кожино в основании церкви выбивались камни фундамента; в пробоины вставляли 2-х метровые бревна, и так по всему периметру церкви.

Затем бревна подожгли и когда они сгорели, церковь рухнула, разбившись  на блоки. В страхе от землетрясения высыпали люди из домов Троицкого, что напротив Кожина, и увидели обрушенный на землю храм. Стало быть «хорошо» сработали народные умельцы. Они же разобрали деревянный храм Живоначальной Троицы в самом Троицком и отвезли на строительство скотного двора в какое-то ближнее село.

На глазах авторов за 20 лет стремительно пустели русские и карельские села  Замытье, Никольское, Мохнецы, Вырец. В трех из них стоят без пения белые храмы на берегах рек. В их алтарях воркуют голуби.

Полностью исчезла церковь в селе Тучево, как  и часовня в нем. Впрочем, родник под горой, где стоял храм, уцелел. Еще недавно там была купель, которая заплыла от сползшего грунта. Но родник все равно пробивается к людям, поит тучевцев вкусной водой, да только осталось их, местных, единицы из бывших 100 дворов.

Вдумаемся в цифры потерь. В начале века в мохнецкой церкви было 2414 прихожан, при церкви 1 школа и 3 земских  в ближних деревнях с 218 учениками. Полностью исчезли люди села и дети, как и сами школы.

В никольской церкви в 1915 году было 3008 прихожан, в земской школе 320 учеников. Ныне едва набирается в домашней церкви 25 прихожан, в школе вместе  с приезжими учится около 80 ребят (Справочная  книга по Тверской епархии  на 1915 год ч.1, Бежецкий уезд).⁹⁹

Умирали люди, умирали закрытые храмы без пения, молитвы и прихожан. И это тоже пейзаж крестьянской Атлантиды – пустые села с пустыми храмами, заплывшими родниками на берегах обмелевших рек, увы, уже без мельниц и плотин. Впрочем, остатки плотин на перекатах рек проглядываются и ныне по цепочкам крупных валунов, по омутам и подпорам воды. Непаханые поля, растерзанные леса обрамляют эту картину запустения.

Так выглядят оставленные и забытые, некогда окультуренные ландшафты кормилицы Руси.

Остались на ней не только памятники каменного, но и деревянного зодчества.

Последние чаще в музеях под открытым небом как, например, в Василеве под Торжком. Здесь на территории парка бывшей усадьбы Львовых собраны со всей тверской земли уцелевшие деревянные церкви, часовни, амбары, дома из крестьянских селений. С одной стороны грустно, что ныне они музейные и сорваны со своих родных мест, а с другой радостно, — ведь спасены от ретивых комсомольцев – коммунистов, которые могли бы их уничтожить как культовые памятники – «пережитки ненавистного прошлого».

Однако «пережитки» пережили своих разрушителей и ныне питают наши души радостью возвращения на нашу духовную родину – Святую Русь.

Жаль, что гниют эти шедевры под открытым небом под дождями и снегами. Пройдут годы и канут в лету и эти свидетели Святой Руси. Однако, уверены, что новые мастера срубят и новые строения по образу и подобию старых. И уже рубят. За примерами не надо и ходить далеко. Дивные новые деревянные храмы стоят на Волге (Игуменка – Казанская церковь). В Березовом рядке на Селигере и других местах.

В годы гонений на церковь не только закрывались и уничтожались храмы, но из народной среды удалялись и священники. В своей книге «Карелы от язычества к православию»⁹¹ А.Н. Головкин сообщает о 45 расстрелянных священниках из карельских приходов. Двое из них служили в наших местах, в селах Мохнецы и Никольское (о.Павел Золотарев, о.Николай Рождественский).

Только за период с августа 1937 года по 26 марта 1938 года в Калининской области были арестованы 806 служителей церкви и членов церковных советов. Всего по сфабрикованному делу №13460 о контрреволюционной фашистско-Монархической организации, т.е. по ст.58 п.10-11 УК РСФСР во главе с архиепископом Фаддеем в 1937 году пострадало (расстреляно) 52 священнослужителя (с.57-59).⁹²

За более чем 70 лет жизни народа вне нравственного просвещения и воспитания церковью нравы людей испытали большие перемены. Широкое распространение в деревне получили воровство, пьянство, матершина. Многие отошли от церкви, ожесточились. Утратили способность удерживать своих детей от  безнравственного поведения. Но, все-таки по сравнению с городом деревня и совестливее, и семейными узами крепче и неподатливее к «достижениям» цивилизации по части аморальности, преступности, распущенности нравов. И все же и ее постигло духовное оскудение.

«Разрушение традиционного уклада русской жизни и попытка не то в колбе, не то в концлагере создать нового человека привели к убожеству и одичанию. Более того, — к неспособности понять собственное убожество и одичание. Беда не просто в том, что наши соотечественники дики и часто потрясающе невежественны в вопросах религиозных. Беда в том, что они часто не подозревают о том, что продолжает вопреки всем внешним обстоятельствам жить в их душе. Не ведают ни того, чем живут, ни того, что творят» (Патриарх Московский и всея Руси Алексий II (с.191-192).⁹³

Еще резче высказывался митрополит о.Иоанн (Снычев): «Мы превратились в человеческое стадо, жалкое в своем религиозно-нравственном скудоумии и одновременно страшное дикостью и свирепостью нравов» (с.27).⁵