Часть I

Материалы с сайта: http://biglittletver.ru/istorii-dedushki-serezhi-tverskoj-parizhanin/

"Истории дедушки Сережи. Тверской парижанин"

Юрий Александрович Трубников впервые появился в Твери в самом конце прошлого века, а если точнее – летом 1999 года. С ним меня познакомила тогдашний директор областной библиотеки Галина Сергеевна Латохина, знавшая, что я занимаюсь историей тверских дворянских усадеб.

Дворянский род Трубниковых в Тверской губернии был хорошо известен еще с XVIII века. Его представители занимали довольно высокие и заметные должности в Тверском и Бежецком уездах. В отличие от большинства других дворянских семейств, Трубниковы и после реформ 1860-х годов свои имения не только не подрастеряли, но и умножили. Во многом этому способствовал инженер-подполковник Арсений Никанорович Трубников, бывший редким в ту пору специалистом по железнодорожному строительству. Он и постарался обеспечить имениями своих наследников, которых у него было аж шестеро: три сына и три дочери. Один из его сыновей Николай и стал прапрадедом моего нового знакомого. Еще один Трубников – Владимир Николаевич — длительное время был земским начальником и Тверским уездным предводителем дворянства.

Хозяевами они были рачительными. К примеру, в имении Трубниковых Михнево помимо 400 десятин земли, были рыбокоптильный завод, мельница, маслобойка, сыродельный завод и ферма на 150 голов.

     Загляните теперь в Михнево – и увидите лишь остатки сгоревшего в результате поджога в 1998 году дома и кое-какие следы старого парка. А вот следов бывшего хозяйственного расцвета не обнаружите вовсе.

     Туда-то я и повез Юрия Александровича. Хотя Михневым владели его родственники по боковой линии, а прямые предки жили в недалеком от него Застолбье, где и были похоронены, все же Михнево виделось ему родовым гнездом. И как ни тяжело ему было увидеть его разоренным, он все же высказал горячее желание там побывать.

     Я то успел побывать в Михневе до пожара. Усадебный дом еще в 1967 году был отдан под базу отдыха вагонзавода, но в 1990-е годы у завода уже не было средств его содержать. Мне запомнились замечательные изразцовые печи. Несколько обломков этих печей с великолепными изразцами и подобрал на михневском пепелище парижанин Трубников.

     Но самая удивительная встреча ожидала Юрия Александровича в Застолбье. Туда он отправился в надежде отыскать на тамошнем погосте могилы своих предков. Точного места погребения обнаружить не удалось, но поставить крест в той части кладбища, где предположительно похоронены помещики Трубниковы, Юрий Александрович смог. Главным же событием того памятного лета стала встреча двух Трубниковых: парижского экономиста, живущего в доме, окна которого смотрят на Версаль, и сельского библиотекаря Валентины Николаевны Трубниковой, всю жизнь прожившей в родном Застолбье, в 46 километрах от Твери.

Правда, счесться родством им не удалось. Парижанин мог назвать своих предков аж до XVII века, а Валентина Николаевна и в происхождении деда своего была не уверена. Да и рискованно было в советские времена интересоваться предками-дворянами. Но сомнений в том, что она из тех самых Трубниковых, в общем-то не было. Да и похожи они были, как ни удивительно: оба голубоглазые, чуть скуластые. Сразу видно – родня.

В Тверь и на родное пепелище Юрий Александрович приезжал еще дважды. Последний раз, летом 2015 года, со всей семьей. И жена-француженка, и дочь, одно время бывшая корреспондентом агентства Франс-пресс в Москве, свободно говорят по-русски. Тверские парижане подарили храму Вознесения Господня в Застолбье икону святых преподобных Ионы и Нектария Застолбских – чудотворцев, живших в ХVI веке, и пожертвовали тысячу евро на восстановление храма.

24 сентября 2017

Часть II

* Материалы с сайта: https://www.vnovomsvete.com/articles/2014/11/12/tam-vdali-ot-dvoryanskogo-gnezda

Там, вдали от дворянского гнезда...

Юрий ТРУБНИКОВ: «России, о которой я знал с детства, нет и не будет»

Стоит произнести вслух - Зальцбург, как волшебной флейтой прозвучит отзыв: Моцарт; за словами Ясная Поляна встанет образ великого старца Льва Толстого, за скромным именем тосканского городка Капрезе – громкое имя: Микеланджело. С тех пор как в пятом классе средней школы нам стал известен пароль Спасское-Лутовиново, неизменным остался отзыв на него: Иван Тургенев.

Но не о писателе, авторе «Записок охотника», «Вешних вод» и «Дворянского гнезда», не о поэте, который сочинил «Утро туманное» и воззвал к русскому языку со словами «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий...» - собрался я говорить с потомственным русским дворянином Юрием Трубниковым, позвонив ему в Париж, хотя имя Тургенева еще не раз будет упомянуто в нашей беседе.

- О многих смертных Интернет содержит массу сведений, а про вас, уважаемый Юрий Александрович, там сказано предельно мало. Какой-то вы незнаменитый, уж не обижайтесь...

- Абсолютно я не обижен. Возможно, лет тридцать пять - сорок назад меня бы ваши слова немного смутили, но не сейчас. Тем более, что они отражают действительность, если иметь в виду США. А в России интервью со мной появлялись по телевидению, в журналах, не говоря уже о фильме Никиты Михалкова, где я – один из «русских без России». Так что я, кажется, не совсем безызвестен, не говоря уже о Франции.

- А чем таким вы занимались, что могло сделать вас знаменитым?

- Был в моей жизни период, когда я возглавлял парижское представительство американской фирмы Procon Inc., которая строила по всему миру нефтеперерабатывающие заводы: в Советском Союзе и странах Африки, в Таиланде и Египте, - но для этого мне пришлось родиться в 1935 году в Париже. Мои отец и мать покинули Россию совсем детьми, вместе со своими родителями. Дома у нас разговаривали только по-русски, дружил я с детьми русских друзей моих родителей, французский язык начал осваивать лет с шести, когда пошел в школу.

Завершил среднее образование, поступил в Институт политических наук, обнаружил, что мир, в котором мы живем, намного шире русской эмиграции, начал этим миром живо интересоваться и постепенно становился менее русским. Военную службу проходил в Алжире. Трудовую деятельность начинал по торговой части: составление контрактов по продаже заводов. Постепенно поднимался в должности - ведал финансами, кадрами, в 39 лет стал самым молодым генеральным директором фирмы Procon Inc.

- Пытаюсь увязать в воображении Институт политических наук с переработкой нефти – но ничего у меня не получается...

- Институт известен как одна из лучших высших школ Франции, оттуда вышли многие дипломаты, политические деятели, экс-президент республики Жак Ширак и нынешний – Франсуа Олланд; его бывшие выпускники – видные специалисты в областях права, финансов, бизнеса, менеджмента.

Ближе к сорока годам я вернулся наново к своей русскости и занялся активной общественной работой. Почти 25 лет являюсь председателем комитета «Земгор» - надеюсь, вам известно, что это такое?

- Слышал, что он помогает престарелым русским эмигрантам, в основном малоимущим...

- Созданные в России с началом Первой мировой войны Земский союз и Союз городов в 1915 году образовали единый комитет «Земгор», он оказывал помощь раненым и беженцам, снабжал госпитали лекарствами и хирургическими инструментами, закупал или изготавливал в земских мастерских кровати, одежду, обувь. Октябрьский переворот 1917 года заставил многих земгоровцев покинуть Россию, спустя четыре года стараниями князя Георгия Львова комитет возродился с центром в Париже.

При посредничестве «Земгора» открывались в Чехии, Германии и на Балканах русские школы, приюты для беженцев, больницы, столовые. После войны деятельность комитета в восточной части Европы прекратилась, осталась только во Франции. Много лет существует дом для престарелых русских эмигрантов, сегодня почти все его обитатели - французы, а остающиеся в нем двадцать пять русских заканчивают свою жизнь. При доме - храм, где служатся литургии, ну и, к сожалению, идут отпевания.

По мере сил мы поддерживаем русскую школу, Богословский институт, молодежные организации. Иногда неизвестные обращаются: «Помогите, нам есть нечего», - помогаем, хотя знаем, что порой просят не на еду, а на выпивку. Существует федерация русских организаций Франции, я также ее возглавлял, но теперь остаюсь только в «Земгоре», в остальных вхожу в совет директоров. Лет пятнадцать назад заметил, что я самый старший в этом совете, и понял, что старею.

- К этому важному открытию вы, конечно же, пришли семейным человеком?

- Да, я женился почти сразу по возвращении с войны в Алжире. Моя жена француженка, католичка, у нее диплом Института восточных языков, она хорошо говорит по-русски. У нас четверо детей: дочери Екатерина, Надежда и Александра, сын Алексей; пятнадцать внуков.

- Родили вы своих детей во Франции, но всем дали русские имена. Почему так?

- Мне другой вариант даже в голову не приходил. Все имена – знакомые, семейные: моей прабабушки, других родственников. После двух дочерей я ждал, что следующим будет сын, Александр, как звали моего отца. Но родилась третья дочь, я решил, что мальчиков не будет, и назвал ее Александрой. Когда появился сын, имя Александр было занято, и он стал Алексеем.

- Во многих семьях «русской Америки» популярны имена Джон, Джессика, Томас, Стефани. Родители говорят: мы хотим, чтобы наши дети росли американцами...

- Тут разница очень большая. Русская эмиграция во Франции собиралась оставаться оной, взрослые надеялись вернуться в Россию, как только она избавится от советской власти, и нас, детей, морально к этому готовили, и мы все оставались русскими – кто более, кто менее. Совсем другие люди в Америке: они этого чувства не имеют, о возвращении не думают...

- В таком случае вы, конечно же, позаботились, чтобы ваши дочери и сын владели русским языком...

- Только Александра говорит на нем свободно, как и ее муж: они жили в Петербурге и в Москве, у них много русских друзей и просто знакомых. Остальные дочери и сын – нет, не говорят. Вероятно, они об этом жалеют.

Наверное, я был очень плохой отец: круглый год не меньше трех-четырех дней в неделю находился в самолете, каждый месяц полторы-две недели проводил в заграничных поездках; если же не был в отъезде, то рано утром, когда дети еще спали, уходил из дома на службу, вечером возвращался, целовал их на ночь, и они ложились спать.

Язык обычно прививается материнский, а моя жена, пока дети были маленькие, хотя и понимала по-русски, но общаться на этом языке было ей нелегко, и она говорила с ними по-французски.

- Позвольте перейти к теме имения Спасское-Лутовиново, что в бывшей Орловской губернии, ныне - области. Говорят, вы его косвенный наследник...

- Во-первых, не косвенный, а прямой; во-вторых, не единственный; в-третьих, понятие наследничества в моем случае нереально, поскольку в имении уже много лет музей-заповедник.

- Пишут, что оно когда-то принадлежало вашему прадеду, Николаю Павловичу Галахову, вице-губернатору Орла, впоследствии губернатору Витебска...

- Мой прадед по отцовской линии Александр Николаевич Трубников был oрловским губернатором, Галахов – вице-губернатором; их дети, мои дед и бабушка, познакомились и поженились. Спасское принадлежало прабабушке Ольге Васильевне Галаховой, в девичестве Шеншиной, она состояла в родстве с Тургеневым, а он перед смертью все свое наследство завещал Полине Виардо, чьим поклонником оставался на протяжении сорока лет.

Спасское досталось Ивану Сергеевичу от матери, им не могла владеть иностранка. Начали искать родственников в России, нашли мою прабабушку и ее кузину Клеопатру Дмитриевну Сухотину. Прабабушка купила часть, выделенную родственнице, и осталась единственной владелицей имения.

- Легко ли расставалась Полина Виардо с тем, что ей не принадлежало? Верно, пришлось от нее откупаться?

- Нет, не пришлось. Ольга Васильевна все решила своевольно, без всяких судов: выслала Виардо... точную сумму не назову, но, кажется, порядка 50 тысяч рублей, показав тем самым, что не хочет ничего у нее отобрать.

- Бывшее тургеневское имение вы посещали? Как оно выглядит сегодня?

- Впервые я посетил его в 1998 году, оно выглядело заброшенным. Вместо гостиницы устроено было что-то вроде богадельни, мне там довелось переночевать, о чем теперь забавно вспоминать: воды не было, все удобства во дворе... Но новый директор, Николай Ильич Левин, человек деловой, сумел выбить у властей средства на содержание музея в отличном состоянии, в этом я мог убедиться, увидев через несколько лет архитектурно-усадебный комплекс конца XVIII – начала XIX века с бывшим барским домом, с парками и прудами, которые помнят Ивана Тургенева. Наша семья в этом обновлении участия не принимала, зато частично оплатила восстановление храма Покрова Пресвятой Богородицы в селе Клейменово, бывшем имении Шеншиных, затем Галаховых.

Храм построила прабабушка, большевики его закрыли, как почти все другие церкви, и он долго оставался в ужасном состоянии. Теперь храм открыт наново, действует, на стенах – иконы и росписи, колокола по моему заказу отливали в Москве. На территории церкви похоронен дядя моей прабабушки, русский поэт Афанасий Фет, он, как вам, должно быть известно, первые 14 лет и последние 19 лет жизни официально носил фамилию Шеншин. Сегодня в доме Галаховых - музей орловских писателей. А хотите, расскажу интересный случай?

- Вы еще спрашиваете!..

- Звонит мне директор музея в Спасском-Лутовинове: «Мы посылали реставраторам в Москву диван из усадьбы, на днях они его нам вернули и знаете, что там обнаружили? Ключ камергера, принадлежавший вашему прадеду Галахову. Чудо не столько в самой находке, сколько в том, что никто не взял ключ себе.»

Выслушав его, я решил сделать музею подарок – передать портрет прадеда, последнего владельца этого имения; теперь он там, у себя дома. Позднее мы всей семьей, включая четверых детей, невестку и зятя, поехали в Спасское-Лутовиново, провели там несколько дней.

- Какие чувства эта поездка вызвала у ваших детей ?

- Думаю, их чувства недалеко ушли от моих, но никто из них не привык заявлять об этом публично. Сейчас я пишу историю семьи, воспоминания о двух своих дедушках и двух бабушках. Надеюсь закончить этот труд до того, как исчезну, и передать детям и внукам. Как всегда, найдутся те, кто посмотрят книгу, перелистают и поставят на полку, и другие, кого эти истории действительно интересуют.

- Вы сказали в начале беседы, что русские эмигранты, и родители ваши в том числе, мечтали о времени, когда советская власть рухнет и они смогут вернуться в Россию. С годами стало ясно, что их мечте сбыться не суждено. Может, они туристами там бывали?

- Отец родился в Царском Селе в семье военного, в 1916 году ребенком уехал с родителями во Францию и никогда в Россию не возвращался. Окончил военное училище в чине поручика, надеялся когда-нибудь пойти воевать за освобождение России, а закончил он свою жизнь священником церкви Воскресения Христова в Медоне. Моя мать, Мария Павловна Трубникова, в девичестве Эрдели, преподавала русский язык в школах под Парижем, вот она со своими учениками два или три раза ездила в Советский Союз как туристка.

- Несколько лет вы жили и работали в России. А вернуться туда насовсем, приняв на себя осуществление родительской мечты, не хотите?

- Россия близка моему сердцу, многие мои предки там похоронены. Бывая в местах, где они жили, я радуюсь и горжусь, что с ними связан корнями. Мне бы хотелось, чтобы то же чувствовали мои дети и даже внуки, хотя понимаю, что их русское происхождение уходит от них все дальше, становясь менее ощутимым.

Это естественно. Сам я на всё увиденное в Спасском-Лутовинове смотрю издалека, не надеюсь иметь какие-то имущественные права. Да, я продолжаю ездить в Россию, но, находясь там, никогда не чувствую себя дома. Страны, о которой я знал с детства, нет и не будет. Рожденный во Франции, я здесь останусь навсегда... 

Валерий Сандлер