Тверская деревня

Старым людям в деревнях оказывается не только скорая, но и не скорая помощь, которая прибывает к больному или ослабевшему либо на машине со знаком 03, либо пешком в лице «хожалок» или «уходчиц», и, наконец, в виде стационара – дома престарелых. В последний приют везут на социальной машине. О нем уже писали в статье «В узилище тепло и сытно, но …» Теперь наши сердечные благодарные слова «хожалкам» и «уходчицам».

Это относительно крепкие, хотя и пожилые женщины на пенсии. Они ходят к немощным старикам носить в дома воду, дрова, убираться в доме, мыть стариков в бане. Таких женщин в районе много. Их организует и вознаграждает за труды отдел социальной защиты; и надо отметить, организует замечательным образом, в лице по-настоящему, а не показательно, добрых людей, работающих с полной отдачей сил. Это наши современные «тимуровцы».

Три года из окна своего деревенского дома видела по утрам коренастую Лидию, носившую из колодца ведра с водой, да не 2 и не 4, а ведер 6-8. Зимой она ходила по заснеженной дороге, часто с лопатой, через наметы снега, пробиваясь к колодцу.

Слышала ее добрый голос возле дома немощной старушки, беседы с ней на лавочке. Когда-то Лида и утешит, и вразумит, и поругает, а то и выступит в роли психотерапевта. Конечно, сообщит новости в округе: без этого в деревне не только скучно, но и не выжить. Надо, например, знать, что по дворам ходят с товаром какие-то люди, приглядываются, присматриваются, а то и ограбить, и убить могут. Их лучше в дом не впускать: «в глаза пустить гипноз могут». Дом вообще лучше на засов закрывать: «времена нонче лихие».

Дачники так вообще даже калитки днем на замок запирают: «умные какие, грамотеи»…

Или, например, кто-то по хмельному делу прожег, уснув, одеяло ночью, и чуть было пожара в доме не устроил, деревню не подпалил. А другой молодец пробил головой гнилой забор и уснул на пороге чужого дома: «всю ночь храпел, и спать мешал». Или, к примеру, в магазин хорошую, жирную «бочковую» селедку привезли: «купить надо»… Да и не только селедку, а и другие продукты к дому старикам торговцы привезут. Всё это сущая правда, а не вымысел. В провинции люди вообще намного добрее и приветливее, как это следует из многолетних наблюдений. В городах же эти человеческие свойства в дефиците, хотя селедок разных в магазинах немеряно.

Хожалки и выслушают седую землячку, и лекарства принесут, и родне позвонят, и письмо на почту отнесут, да всё сделают, о чем их попросят. Но и они в благодеяниях ограничены. Если старика настигнет вдруг инсульт, тут уж без 03 не обойтись: больного на носилках эвакуируют в больницу. Там его как только поставят на ноги, родня начинает заботливо готовить к дому престарелых. Старику объясняют, что с ним ежедневно жить не смогут: близкие в городе работают, в поте лица добывая хлеб свой; да и у хожалок своя деревенская жизнь нелегкая. Старик и в самом деле убедится, что если жить хочет, то лучше ему в дом престарелых отправляться. Там и покормят, и полечат, и помоют. Там и душу с земляками отвести можно, вдоволь наговориться, наплакаться. Ну, а то, что грусть и тоска по дому и деревне заест, так уж тут никакая соцзащита не поможет… Конечно, не раз придет в стариковский приют батюшка, исповедует, причастит, слово ободрения скажет. Придут на праздник школьники с концертом, приедут волонтеры с подарками.

Поплачут благодарные старики, поумиляются, а вскоре обнаружат, что тоска по дому, по воле, по любимым кошкам, по деревенскому окну, в которое хожалку выглядывали, да и на соседей посматривали, и никуда из сердца не делась: сидит в нем занозой и точит, и сверлит его… Родным по мобильнику позвонят, при этом задохнутся от рыдания, говорить не смогут, глотая слезы… Родные будут что-то невнятно лепетать, в чем-то оправдываться… Эх, горе, горе, но что поделаешь – терпеть надо, «Господь терпел и нам велел». Представит старик, как он один, в избе, у холодной печки, на холодном полу, споткнувшись, лежать будет, да встать не сможет: голову кружит, в глазах темно… Получается, что и впрямь в доме престарелых и получше, и умирать не так страшно одному, люди кругом, а не только молчаливые кошки.

А там, как известно, вскоре и «со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, несть ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная»…

В опустевшем деревенском доме поселился холод. Но кошки будут по-прежнему в нем жить, ходить друг к другу в гости, петь свои песни, но и они, что-то поняв, его покинут. Начнут лазить по чердакам домов, где еще топятся русские печи. Там, на теплых печных «боровах» и спать будут, на помойках кормиться станут. Но и кошки тоже не вечны, как и цепочки их следов, зимой у опустевшего деревенского дома с завалившимся забором. Пока дом на бок не завалился, родне забота – продавать его надо. Опять хлопоты, но приятные.

А хожалкам, однако, спасибо великое, что длили жизнь в родных деревнях немощным старикам. Да и своим родным – всякого благополучия, «особливо в старости, чтобы их дети или внуки в дом престарелых не определили». Ведь вправду говорят: как ни хорошо где, а дома всё же лучше.