Тверская деревня

Здоровьем, правда, не блистал,

Но ничего ведь не просил он,

Пчел разводил, косил, пахал.

Жил тихо, скромно, в своем доме,

Две дочери, он и жена.

Не думал о несчастной доле.

Неспешно жизнь его текла.

К нему селяне за советом,

Их выручал он, и не раз,

Довольствуясь его ответам,

Ни в чем не ведая отказ.

Но, где — то вышло указанье,

Мол, раз был поп, то значит враг.

Ущербность «нового» сознанья?

Раз там велят, пусть будет так.

Не днем, а ночью, как злодеи,

Ворвались в дом: « Вставай, Пошли!»

На голову мешок надели,

И, через реку, повели.

В Боброво, там остановились.

Решили, может, отдохнут.

Там, хором батюшку лупили.

За что? И сами не поймут.

В телегу утром погрузили,

И в Рамешки, на правый суд.

А вдруг и к ним потом придут?

Там суд был скорый и «народный».

Признать — священник — значит враг,

Что элемент он инородный.

Пусть валит лес. И в путь, в ГУЛАГ.

Что человек пред ними старый,

Никто и думать не хотел.

Достоин — ли суровой кары?

Не суд там был, а беспредел!

Недолго деду жить осталось.

На перепутье заболел.

Жалел людей, к нему же жалость,

Никто ведь даже не посмел.

Он умер, далеко от дома,

Мучений подлых не стерпел!

Его похоронил знакомый,

Собрат по ссылке, из карел.

Жену, в осиротевшем доме,

Хватил удар, она слегла.

И что помочь могло ей, кроме,

Любви, ухода и тепла.

Ее выхаживала Липа,

Добрейший, чуткий человек.

Болела матушка не гриппом,

Так стал короче ее век.

Пластом лежала больше года,