Тверская деревня

Пролог как следствие эпилога

Надо признать факт, что уже практически не от кого узнавать даже о недавнем прошлом в сельской местности: старожилы - старики ушли в мир иной. Надо отдать им должное: они многое рассказали краеведам, чуть ли не с начала 20 века, позволили на основе их сведений написать несколько книг, например, таких, как «В Тверском углу», «Тверская Атлантида», «На берегах Медведицы», «На память о деревне». Это были люди, вынесшие на своих плечах все тяготы 20 века: 3 революции, включая «перестройку», 4 войны, политические репрессии, голод, холод, бедность и нищету. Всё это они вынесли, не утратив высоких нравственных качеств, сохранив чувство собственного достоинства, бытовые и культурные традиции. Вечная им память, уважение и любовь!

Но жизнь продолжается, новые люди приходят жить в старые дома прежних насельников, интерес к прошлому не иссякает, и приходится о прошлом расспрашивать у дачников. Увы, они далеко по своим корням не тверские. Но раз пришли жить в тверские деревни, то, стало быть, становятся тверскими. Поэтому, с полным основанием можно обращаться к ним с расспросами о их предках, которые все перечисленные тяготы 20 века, столь же достойно перенесли в других губерниях России. История у нас единая и неделимая во всех уголках нашей Родины. Предлагаем первый опыт её постижения на примере рассказа дачницы, но практически постоянно живущей в деревне. В нашем приходе Богоявленской церкви в селе Никольское мы называем дачников не по фамилиям, а по названиям деревень, где они поселились. К примеру, среди них много Людмил и Татьян. Как отличить? Говорим, Татьяна ильинская, по деревне Ильино, Людмила язвицкая, по деревне Язвица. Так вот, Людмиле язвицкой будет принадлежать рассказ о её деде Иосифе Максимовиче Коротун, человеке, не только красивом внешне, но и обладавшим незаурядным мужеством, достойным стоянием в тягчайших обстоятельствах жизни. Судите сами, участвовать в двух войнах века: русско-японской  1905 года и германской 1914-1918 годы, пережить смерть 9 из 13 детей. При этом сохранить душевное здоровье, физическую и духовную крепость сил. Это пример человека-крепости, которую атакуют противники, а она держит осаду, не сдаваясь осаждающим.

К счастью, у Людмилы есть фотографии деда- воина и земледельца-крестьянина, кубанского казака Иосифа Максимовича Коротун.

Внучка о деде

(из рассказов матери и сестры)

«Жил он на Украине, в кубанских станицах. Жена его, Марфа Константиновна, тоже оттуда же родом. Живой я её не видела. Умерла она где-то в 20-х годах от тифа. Дедушка тогда уже занимался извозом. Ездил далеко. И вот однажды уехал, а сердце в тревоге. Скорее вернулся, но опоздал. Жена уже умерла.

Почему-то у меня к ней очень и очень тёплое чувство. Было у них 13 детей. Осталось сначала пятеро взрослых, а потом четверо.

Жизнь у дедушки и у бабушки была самая настоящая крестьянская. Сначала кроме избы ничего не было. Но работать они умели. И вот потихоньку появилась земля, огород, сад, пруды, птица. Стали нанимать работников.

На улице столы были, где все вместе (работники и хозяева) трапезничали. Бабушка одна на всех готовила, убирала, мыла. Моя мама вспоминала: «Прибежим домой и просим есть. А она даст нам всем по куску хлеба и сала и говорит, ну бегите, играйте».

Настала революция. Дедушка и бабушка подпали под разряд кулаков, их начали раскулачивать. Отняли всё. И охотились за дедом. Его отправляли и прятали по всем родственникам.

Однажды приходят в дом строители коммунизма и начинают хозяйничать. А детей все бабушка спрятала под кровать. Они туда заглядывают, а там одни детские головёнки.

Ну, так и ушли ни с чем, не тронули.

Потом выселили из дома, и началась кочевая жизнь по станицам. Осели в Майкопе. Потом был Грозный. Ещё была одна станица, но не знаю, не рассказывали. Как-то устроились. Дети выросли и разъехались кто куда. Кто-то учился в техникумах. Дядя мой в Москве поступил каким-то образом в МАИ. Потом и сестёр перетянул в Москву. Друзья дядины помогли построить дом в Востряково (Киевская железная дорога). Сын Саша забрал деда (отца) к себе в Востряково, где он и жил, развёл огород и сад. И всё мечтал выращивать помидоры, как на Украине. Строгий к нам(внучатам) был, но ласковый.

Яблок не давал до Спаса. А утром откроет у нас окошко и говорит, что ночью ветер был и яблоки нападали. А мы бежим туда.

А в войну вторую, Отечественную, он очень там голодал. Намолотит желудей с дуба и этим напитком пробавляется.

Он воевал на русско-японской войне. Там получил за храбрость Георгиевский крест.

Была в Вострякове у него коза и козлёночек. Сядет дед на табуретку, а вокруг себя поставит все остальные табуретки, затем пустит по ним бегать козлёнка. Умер наш дедушка в 1947 году.

Очень жаль, что я так мало знаю о жизни своих родных. Но свою малую Родину они никогда не забывали. Как соберутся все вместе, то обязательно поют свои украинские песни. Очень красиво.

Пусть им будет хорошо Там, где они сейчас. Жизнь была тяжёлая, трудовая, но честная. Были в моём роде  двое монахов: брат с сестрой. Но в революцию сгинули.

Вот и все мои сведения о дедушке и бабушке. Вечная им память!»

Сотворим им вечную память

Это письмо Людмилы было запрошено для памятной выставки в деревне Филиха, которую планируется сделать к 106-летнему юбилею 1-й Мировой войны 1914-1920 годов, в которой участвовали 80% крестьян, 10 % рабочих, 10% других сословий российского общества. (А.И. Деникин. Путь русского офицера)

Участвовали и тверские крестьяне братья-карелы из деревни Тучево: Иван Иванович Соколов, Арсений Алексеевич Малинин, тульские и киевские дворяне-офицеры из рода Юницких (родственников автора этой заметки) - потомков рода казаков Малороссии  (Украины).

А также все те воины, о которых возможно будет что-нибудь вспомнить их нынешним потомкам, проживающим ныне в деревне Филиха.

Кроме фотовыставки планируется обоюдная беседа, после торжественной части- панихиды по погибшим воинам 1-й Мировой войны. Самовар, чай травяной, блины, пироги тоже в программе, как и русские, карельские и украинские песни в память о тех, кто их когда-то пел в разных уголках России.

Т.Н.Кременецкая, д.Филиха