Тверская деревня

О вечном покое

         В деревне умер старый сказочник Митяй. Умер тихо, мирно. Узнали об этом соседи по вою собак. Уж так они жалобно скулили с подвыванием, так смотрели в сторону его дома, что соседка пошла проверять, жив ли Митяй. Но, Митяй на своей постели лежал мёртвый. На полу рядом стоял пустой пузырёк корвалола.

         Дачники подумали: ну, умер ещё один алкашёнок, что из того? А старухи плакали: ведь сказочник умер… Кто теперь умастит елеем сказки их пересохшие от скорбей души, кто повеселит, кто взбодрит байкой? Дачники – народ чёрствый, на себе замкнутый, кроме грибов и ягод, в деревне ничем не заинтересованный.

         Обрядили сказочника как принца в белую рубашку, пиджак и брюки времён НЭПа. Правда, травленных молью, но всё же нарядных. Посидели возле него, простились. Гроб подняли на трактор и повезли на местное кладбище. В траурной колонне за трактором шли три старухи, несколько собак и кошек: все наличные коренные жители деревни.

         Могила на кладбище уже была вырыта, родовая могила с дедами, прадедами и прабабками. Рядом с ямой стояла табуретка с бутылкой самогона, стопками, мешочком печенья, конфет для помина души усопшего. Возле табуретки стояли и товарищи по совхозу, копавшие могилу.

         Гроб опустили в молчании ловко. Столь же ловко закопали яму, набросали могильный холмик. Старухи пить самогон не стали, разве что печенье и конфеты пожевали.

         Копальщики могилы стали поминать основательнее. Только было они пропустили по одной стопке, как озноб пробежал по их спинам, глаза наполнились ужасом: услышали они из-под земли глухие голоса. Один, старый, дребезжащий, видимо, отцовский, спрашивал Митяя:

- Ты ли это, сынок, лёг надо мной?

- Я, - отвечал Митяй,- я, батя.

- Что там на земле? – вопрошал старик снова.

- Хреново, батя, в деревне наших почти никого не осталось, понаехали в неё дачники. Никому сказки мои не нужны, всё на бабки меряется. Тошно стало мне жить, батя, вот я и помер, к тебе под бочок привалился на вечный покой.

- Так тут, под землёй, сынок, нет покоя. То земля трясётся, то вздрагивает, то от какого-то грохота и кости наши шевелятся, то вода прах помачивает, то новые покойники на душу давят. Что это на земле такое деется, что земля часто трясётся, и, вроде как на войне, что-то взрывается?

- То не война, батя, то полигон, на нашем Святом озере самолёты бомбят. Это они по мишеням бомбы сбрасывают. На случай войны тренируются. Когда полигон бомбят, в деревне дома на камнях подпрыгивают, стёкла в избе дрожат и днём, и ночью. Нет на земле покоя, батя. Мор какой-то на людей нашёл. Все в масках ходят, друг от друга шарахаются и пятятся.

- Ну, а у нас тут, все рядом мирно лежат, никто ни от кого не уползает, никто никому не завидует, не ненавидит. Смерть всех уравняла, смирила. Вот только земля не к добру трясётся, да вздрагивает. Уж не к войне ли дело клонится?

- Похоже, батя, к войне, да такой страшной, что все ваши войны, на которых вас и дедов калечили, сказками покажутся. Вот я и рад, отец, что к тебе до войны перебрался. Вместе всё веселей и трястись, и вздрагивать будем.

         Могильщики слушали этот разговор, не шелохнувшись.  Много раз приходили в их сны погибшие товарищи- афганцы…  Являясь, они рассказывают, как им Там…Ребята эти были закалённые смертями в Афганистане. Пропустили они по второй и третьей поминальной стопке. На душе потеплело. В голове прояснилось: оно, конечно, вечного покоя, возможно, и   нет вовсе, но зато вечная жизнь души и после смерти есть.