Тверская деревня

Так назван очерк Евгения Мухтарова в одной из российских газет¹⁰², из которого мы брали сведения о затопленном городе Молога в Ярославской области, соседней с Тверской.

Этот город стоял в устье реки Мологи при впадении ее в Волгу неподалеку от города Рыбинска. Его судьба тесно связана с тверской землей, так как река Молога имеет исток в Тверской области, большей частью протекает по тверской земле. На реке Молога стоят тверские старинный город Бежецк и поселок Максатиха. Думается, что на полноводность рыбной Мологи, а также ее заболоченность в районе Бежецка повлияло Рыбинское водохранилище, затопившее город Мологу. Воды его плещутся вдоль границ Весьегонского района Тверской области.

К началу 20 века Молога представляла собой маленький благополучный городок. Его населяло семь тысяч жителей. В городе были кинотеатр, почта, телеграф, 9 учебных заведений, три библиотеки, больница, аптека. В шести храмах и одном Афанасьевском женском монастыре исправно возносились молитвы о благополучии России.

Из биографии ярославского «Китежа»:

Первое упоминание о городе в 1149 году. Край был богатым – девственный лес с дубравами, высокие травы, так что почти при каждом хозяйстве имелся «заводик» по производству сливочного масла и сыра. Молога  располагалась на «Тихвинском пути», по которому ежегодно от Рыбинска до Петербурга проходило около 7000 судов. Многие из них бросали якорь у местной пристани, и торговая слобода быстро прославилась своей Афанасьевской ярмаркой, известной не меньше, чем Нижегородская. В 1777 году Молога получила статус уездного города – центра почти седьмой части Ярославской губернии. Уроженцы этих мест – известные художники – Федор Солнцев и Леонид Собинов; сюда много раз приезжал отдыхать к сестре знаменитый певец Леонид Собинов. Две недели в Афанасьевском монастыре прожил тогда еще будущий патриарх  Тихон (с.10)¹⁰³: «Летом 1913 года праздновали царский юбилей в Мологе – хотя и без личного присутствия Государя, но очень торжественно. Архиепископ Ярославский и ростовский Тихон, будущий Патриарх, на пароходе по Волге  приплыл тогда в Мологу. Конечно, главные празднования состоялись в Афанасьевской обители».

Монастырь, как и храмы города, после революции 1917 года постигла знакомая судьба.

Монастырь был разгромлен. В 1932 году в нем даже куполов не было, «церкви переоборудовали под гражданские помещения.  В одном из храмов сделали столовую, в другом – клуб, место коммунистической агитации и пропаганды, а также плясок и развлечений» (с.41).¹⁰³

14 сентября 1935 года СНК СССР и ЦК ВКП (б) приняли постановление о сооружении Рыбинской ГЭС силами специально созданной организации «Волгострой». Чтобы вращались мощные турбины ГЭС, необходимо было обеспечить перепад воды, для чего устроить «рукотворное море» перед плотиной ГЭС. Возникла идея затопить территорию между реками Молога и Шексна. Для этого предстояло согнать со своей земли жителей множества населенных пунктов. Строительство гидроузла осуществляли руками десятков тысяч заключенных лагеря Волголаг.

Несмотря на то, что город Молога новая власть признавала перспективным, открыла в нем три техникума, объявила район Молого-Шекснинского междуречья «рассадником  семеноводства лугопастбищных трав союзного значения», в Москве неожиданно приняли решение увеличить мощность планируемой ГЭС с  200 до 330 тысяч киловатт. А это значило, что предстояло поднять уровень воды, затопив уже не только местные деревни, но и город Мологу.

 После решения 1 сентября 1936 года, за два следующих месяца, по плану необходимо было разобрать и перевезти из Мологи 400 крепких домов и вновь возвести их под Ярославлем, Рыбинском, Тутаевом. Ветхие же здания следовало пустить под снос, выплатив их владельцам компенсацию примерно в полтысячи рублей.

Перевозить жилье обязали самих хозяев. Кто-то нанимал для этого подводы. Но большинство разбирало их, сколачивало из бревен плоты, грузило на них вещи и отправлялось вниз по Волге.

«А как выселяли! Хоть бы возили, помогали – нет, все сами». Вспоминала землячка Груздевых Мария Васильевна: «Мама после переселения вскоре умерла – на 52-м году жизни, а папа на 53-м. Вот как далось нам это переселение! Надорвались. Надо же было столько человек выжить!».

«Перед переселением все уволились, никто нигде не работал, - вспоминала жительница Большого Борка. – У нас по деревне ходили, дома проверяли – какой пригоден, какой нет к перевозке».

Бабушка Груздевых Марья Фоминишна не пережила переселения. К ним тоже пришли, угрожали: «Хотите – дом разбирайте, не хотите – сожжем. Переезжайте куда вам надо, хоть в Москву».

Выселяли силой. «Делали так – приходят, залазят на крышу и ломают трубу, живи как хочешь» (с.44).¹⁰³

Прибыв «на поселение» вытаскивали сырой стройматериал плотов и заново сооружали из него избы.

«Я была пятилетним ребенком, когда нас, как и других жителей деревни Космово, заставили разобрать свой дом и отправиться по Волге в Ярославль, - вспоминала Нина Александровна Томист. – Но плот со всем скарбом, проплыв немного, стал уходить под воду – слишком оказался тяжелым. Отец из-за болезни лежал пластом, и мама надорвалась, спасая добро…» Переселение продолжалось и следующие (после решения 1936 года) четыре года. А к весне 1941-го, когда поджимали сроки, эвакуация из Мологи напоминала уже бегство военного времени.

«Везде раздавались взрывы – это саперы уничтожали каменные здания, чтобы потом не мешали судоходству. Дороги были забиты подводами, от гибнущего города уползали переполненные поезда…

некоторые из мологжан еще помнят, как взрывали Богоявленский собор. Его кладка была сделана на совесть, потому когда раздался взрыв, весь храм поднялся на воздух, а потом невредимым опустился на прежнее место. Пришлось «добивать» еще несколькими мощными зарядами.

К апрелю 1941-го с территории между Мологой и Шексной было выселено около 130 тысяч человек. Остались главным образом заключенные: земли они тут вырыли в пять раз больше, чем на Беломорканале, а бетона уложили вдвое больше, чем на Днепро-ГЭС-е.

Многие зэки нашли на дне «рукотворного моря» свою смерть. Начальник Мологского отделения Волголага Скляров – майору НКВД Журину: «Докладываю, что граждан, добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом при наполнении водохранилища, насчитывается  294 человека. Среди них были  те, кто накрепко закреплял себя замками предварительно к глухим предметам…»

Далее в разделе «Последствия великого потопа»: Турбины Рыбинской ГЭС после затопления 455 квадратных километров принялись исправно вращаться. «Вот только язык не поворачивается назвать эту энергию дешевой. Ведь ради нее ушли под воду Молога, фабричный поселок Абакумово и древний Борисоглеб, Югская Дорофеева пустынь; пять монастырей и 140 храмов; бывшие усадьбы  дворян Волконских, Соковниных, Азанчеевых и Мусиных-Пушкиных; перестали существовать 408 колхозов, 224 школы и 46 сельских больниц; погибли 3645 квадратных километров лесов и 80 тысяч гектаров пойменных лугов; оказались частично подтоплены города Калязин, Углич, Мышкин, Брейтово, Весьегонск и Пошехонье».

В худшую сторону изменился климат, беспощадно размываются берега под натиском сильных ветров и волн. Наличие плотины затруднило миграцию рыб. Само «рукотворное море» является источником гниющих испарений. Незавидно это море для кораблей: треть хранилища – мелководье с глубиной менее 2 метров. «Наконец, изменились  сами объемы потребления электроэнергии, и некогда мощной ГЭС сегодня едва хватает, чтобы снабжать током небольшой Рыбинск. Таким образом, огромные жертвы, принесенные 65 лет назад, оказались почти напрасны»…¹⁰²

О давней трагедии регулярно напоминает само водохранилище, выбрасывая что-нибудь на топкие берега. «Мы много раз находили здесь кости из разных мологских могил, - говорит одна из жительниц села Брейтово. – Относили местному священнику, который и предавал их земле».

Еще кое-где возвышаются над водой каменные свидетели трагедии, такие, например как Калязинская колокольня.

Аквалангисты определяли на дне остатки пожарного депо, фундаменты зданий Мологи. Находили на дне множество металлических элементов крепления срубов, остатков керамики, домашней утвари. «Наиболее гнетущее впечатление вызывает городское кладбище, которое практически полностью размыто. На надгробиях видны остатки надписей, но разобрать их невозможно».

Наконец, по мере обмеления моря все чаще показывается на поверхности и сам город. В последние жаркие лета город-призрак появляется почти каждое лето. К нему можно подойти пешком от деревни Дуброво Некоузского района по старому тракту. Если одолеть 14 км., то можно увидеть мостовые города, фундаменты, кованые решетки и могильные плиты на кладбище.

Долгое время при посещении Бежецка и Максатихи на реке Молога вызывало недоумение сильно заболоченное русло реки, протухшие городские  пруды, тухлая питьевая вода в колонках, смрадный воздух в тихую безветренную погоду. Особенно угнетает в этом отношении Бежецк. Так и просится его сравнение с мертвым городом Хара-Хото Обручева… Неужели  основатели города могли поставить его у реки-болота?

Скорее всего, обусловило подпор грунтовых вод и самой реки Мологи, а также усложнило аэрацию вод, замедлив их фильтрацию и движение, именно Рыбинское водохранилище. Угнетающее впечатление производят заболоченные леса перед Весьегонском с мертвыми березняками, да и сам город, в котором мы так и не нашли древнюю его часть. «Затоплена, - был ответ, - одна церковь на кладбище осталась»…

На одной красивой березовой аллее в Весьегонске наткнулись на пустой постамент, с  которого почему-то убрали памятник пламенному борцу за счастье народа, который за него и погиб. Выходит, зря человек старался, коли память о нем постарались ликвидировать. Впрочем, название улицы Степанова осталось.