Тверская деревня

Каждое утро начинается с дранья форточки когтями. Это рыжий кот рвется в избу.

-Ну ты и нахал, рыжий тунеядец, работать не хочешь: мыши сами к тебе с полей бегут, в подполе скребутся, а ты на окне висишь и клянчишь кашу.

Привыкнуть должен: мяса у меня нет, колбасы тоже. Чего уж лучше – мышиное мясо! А ты до каши унижаешься…

Урчит и ждет перловую кашу. В отличие от солдат, любит он ее, не надоедает она ему. А до каши стол обследует, крошки подберет, когда отвернусь.

Кто-то скажет: какой несчастный! Отчасти, да! Воспитывался в среде сельских пролетариев, пары алкоголя и табака с детства вдыхал.

Грубые слова с детства слышал. Ногами был пинаем, с печи гоним…

-то-то уши прижимаешь, заискивающе смотришь, ждешь куска хлеба, как в детстве. Не в отца, видать, вышел.

Драчун твой отец, что ходит тебя бить. Сразу видно: в бою ухо ему оторвали соперники – коты…

Кот урчит, трется у ног, выпрашивает кашу или хлеб. Ну, оно и понятно: в пролетарской семье (комбедах) возрастал – к корке сухой привык.

-Что же это мать не научила тебя мышей ловить? Вон их сколько по сараям и двору бегает: грызут всё подряд: бумагу, тряпье, одежду. За этим занятием и лови их. Так нет же, не хочешь, ленишься.

Бегать за ними не желаешь. А ведь ноги у тебя длинные, вон какие, длиннобудылые…

Не внемлет, вьется у ног. Оно и понятно. «Работа» лова напряжения и внимания требует. А тут, в тепле, хлеба пожевал, кашей добавил. На бок на постель завалился и спи вволю, сны разглядывай, да во сне ногами подрыгивай…

-Оно, кот, конечно, обиженный ты. Лишили мы тебя мужских радостей. Может, и инстинкты твои добычливые убили. Не кормилец ты, не добытчик, да и боец ты плохой: вон как от одноухого своего отца бегаешь, стрелой по земле летишь. А отец твой, молодец! Хоть и старый, а как тебя гоняет! Да и вообще он еще бравый мужик, не то, что ты…

Кот щурится, слушает, урчит, будто не про него это. Да и вправду: зачем мышей ловить, напрягаться. К каше, хлебу привык в пролетарской среде. Там с мясом не густо было. Молодые мужики не работали, на пенсию сначала бабки жили, а позднее – на материнскую. Да какой там жили! Пили на нее бормотуху, спирт какой-то, самогонку - в лучшем случае. Глядя на них и рыжий, наверное, разучился «работать»…

Молчит кот, дрыхнет, изредка усами подергивает. Обличаю его, укоряю.

-Хоть ты и друг мне, а наглец порядочный и вор. И при случае, мою миску опустошишь и блин на пол сбросишь, и молоко из стакана отхлебнешь. А все равно люблю тебя, паршивец, за твою незлобивость, всепрощение и высокие качества рыжей твоей души – обиды не помнишь, любишь и меня за ласку мою: ухо почесать, да шерсть на спине погладить. Надо бы тебя паршивца властям за тунеядство сдать, на налог обречь. Тогда бы, глядишь и мышей начал ловить, вроде как оброк натурой платить. Мышей-то при себе длинноногом, молодом – развел пропасть! Срамота, позорище! А еще домашний кот, не бродяга, не бомж. Вон шерсть какая блестящая с каши, хлеба и редкого молока. Китикета ты не заслуживаешь. Его городским котам покупают, где мышей нет.

Кот сознательности не проявляет. Укоры слушает и ест. Однако, ум обнаруживает: на стол вспрыгивает, когда меня в кухне нет. Прячется, когда на ночь выносить во двор соберусь: знает время выноса.

Кошка намного умнее его, деликатнее, смышленее. Да и мышей ловит прилежнее. Ее и укорять не за что: на стол не прыгает, не ворует, интонации голоса различает, ведет себя с достоинством, обиду показывает, хвостом дергая, шипит.

Рыжему все трын-трава, ни на что не обижается. Про таких говорят: золотой человек, золотой характер.

Кот Лисик, хотя и золотой, но наглец отменный.

Пожалуй, в деревне, из всех скотов только коты и кошки остались. Это, так сказать, «крупный рогатый» скот, а мелкий – мыши. Птиц – совсем мало. Редкие вороны, галки. Больше всего пролетариев – воробьев. Они своей пролетарской сознательностью радуют: на помойках роются, в морозы к дому жмутся, а уж ежели подкормишь их, то так весело защебечут, да загомонятся, что и при капитализме жить захочется с новой силой, как в молодости, при социализме, бывалоче…

Что греха таить, вспоминаешь его, родимого… Бывалоче, котам и кошкам колбасу любительскую и докторскую кусками бросали. А сейчас лакомство для кошек – обглоданные пенсионерами хребты и крылья куриные. Но, не подумайте, что капитализму укор наши кошки делают. Летом им лафа. Дачники их огрызками шашлыков потчуют, да и всякой залежалой пищей на помойках балуют.

Коты по неделям, даже кастрированные, домой не приходят, сытые значит.

Летом коты и кошки, как и во все стародавние времена, любовь крутят, от счастья орут, завывают. Даже подвиги могут совершать.

Так, Лисик однажды, куропатку поймал, белку, несколько ласточек, даже мышей. Умеет, оказывается, паршивец! Зимой только прикидывается немощным. Видимо, холод инстинкт охоты умаляет. Начинает рыжий кашу клянчить, хлеб уважать.

По всему видно, что работа ума его и сноровка зимой слабеют. Да, наверное, с людей зимой и примеры берет: тоже ведь почти не работают, всё больше едят, да спят и телевизор смотрят.

-Прости, кот, что осудила тебя, да перед людьми в неприглядном виде выставила. Знаю, простишь, зла не попомнишь, даже не обидишься. Золотой у тебя характер. Золотой ты мой шерстяной деревенский друг, хотя и вор, и наглец, а люблю тебя…

Но, оказалось всё гораздо глубже. Заметила, что коту каша по утрам и не всегда нужна была. Не ее он клянчил. Он рвался в дом за лаской, за любовью к нему. Он это доказывал тем, что после улицы жался ко мне, вскакивал на колени, урчал, смотрел влюбленными глазами даже тогда, когда каши не получал. Это было им показано многократно, в течение нескольких лет. Кот почему то любил меня больше всех членов семьи. Высшее счастье для него было сидеть или лежать рядом. И воришкой он мог быть, и наглецом, но любил однозначно. От того, видно, и шлепков не помнил и изгнание за шиворот прощал…

Так, своей бескорыстной любовью кот неоднократно посрамлял меня за оценки его «наглого» поведения. Во многих случаях его «наглость» объяснялась требованием любви и ласки. Оттого и на окне висел по утрам, и орал упорно, пока не впускали… и тогда начинал урчать.

-Прости, кот. Я неправильно тебя понимала. Ты оказался тоньше и лучше меня.